Дружба народов

Ярчайшие события года — «Потерянный кров», роман Йонаса Авижюса; «Четыре монолога святого Георгия», повесть Яана Кросса; «Похождения Шипона», повесть Булата Окуджавы; «Седьмое небо», роман Гурама Панджикидзе; «На Ельнинской земле»— автобиографическая повесть Михаила Исаковского; «Бетховенский фестиваль»— западногерманский дневник Мариэтты Шагинян — вещи, быстро замеченные читателями и критикой. Романы и повести Д. Ахубы, А. Бальбурова, Г. Багандова, С. Георгиевской, Д. Гранина, И. Драча, Ф. Кнорре, В. Киселева, В. Козаченко, В. Солоухина, В. Спаре, Я. Стецюка, У. Умарбекова, А. Шастина, рассказы Н. Бичуя, Евг. Гуцало, Р. Ибрагимбекова, Г. Коновалова, В. Лидина, В. Лукашевича, Б. Рахманина, С. Саки, А. Ткаченко, А. Хинта, Эльчина довершают картину года, разнообразную и динамичную, где русские прозаики занимают достойное место в общем многонациональном ряду, а проза республик составляет им достойную «конкуренцию».

В поэзии год определяется крупными подборками Ф. Алиевой («Книга моей любви»), П. Бровки, Е. Винокурова, А. Вознесенского («Повесть под парусами»), Р. Гамзатова («Третий час»), Л. Григорья-на, И. Зиедониса («Тревоги ремесла»), К. Каладзе, И. Кашежевой, С. Кирсанова («Дельфиниада»), К. Кулиева, М. Ласурия, М. Луконина («Вздох облегчения»), Р. Рождественского («Антенны»), Б. Слуцкого («Годовая стрелка»), О. Сулейменова, М. Турсун-заде, Я. Ух-сая («После жизни»), Ф. Халваши («Вкус жизни»), А. Шогенцукова («Высокий свет»), Г. Эмина...

Новые имена: Дибаш Каинчин, Анна Пайтык, Янис Петере,Рыгор Семашкевич.

Заметнейшие работы в публицистике: очерк И. Зиедониса «Не считай шаги, путник!», зарубежные письма А. Вергелиса, военные дневники Б. Полевого, диалог В. Глушкова и В. Моева «Бразды управления».

В разделе «Культура и искусство» рядом со статьями о живописи и графике (к вклейке) все более заметны материалы о кинематографе и театре советских республик.

В «Критике» — исследования А. Бучиса, Л. Лавлинского, Г. Маргвелашвили, Г. Митина, Л. Новиченко, В. Огнева, В. Оскоцкого, Ю. Суровцева, Л. Теракопяна, Л. Якименко, отмеченные стремлением к охвату и фундаментальности. Наряду с этим — интерес к новым, вызывающим споры явлениям: статьи о поэзии Е. Евтушенко, Д. Самойлова, А. Кушнера, Г. Виеру, о прозе В. Тендрякова, В. Распутина (статья И. Дедкова в 3-м номере), Н. Думбадзе, С. Залыгина, Ч. Айтматова, А. Платонова...

1972 год

Первая книжка юбилейного для нашего государства года открывается статьей А. И. Микояна «Советскому Союзу пятьдесят лет». В дальнейшем под рубрикой «50 лет СССР» журнал в течение всего года публикует беседы с руководителями Союзов писателей в республиках. В декабре эта линия завершается специальной анкетой «ДН»: «Что дает вам, вашему творчеству знакомство с литературами народов СССР?»—отвечают писатели,

События года: «Хатынская повесть» Алеся Адамовича, «Молнйеносный Баязет» Сергея Бородина, «Крушение» Абдижамила Нурпеисова — завершающий роман трилогии «Кровь и пот». Назовей также «Плач перепелки» Ивана Чигринова, повести Акрама Айлйс-ли, Гумера Баширова, Иона Друцэ, Бориса Зубавина, Пиримкула Кадырова, Юрия Пиляра, Лилли Промет, Серо Ханзадяна, роман Саввы Дангулова «Кузнецкий мост». Среди рассказчиков — Янка Брыль, Ирина Вильде, Микола Винграновский, Жан Грива, Пауль Куусберг, Грант Матевосян, Виталий Семин, Григорий Тютюнник, Геннадий Юшков, Владимир Яворивский.

Поэтические публикации, крупные циклы, поэмы: «Боги Эллады» Миколы Бажана, «Самед» Ем. Букова, «Лето Ленина» П. Вегина, стихи из последней книги А. Венцловы, «Из июньской тетради» Евг. Винокурова, «Книга сонетов» Р. Гамзатова, «Солнце в ромашках» Гл. Горбовского, «Над Вилюем» Сем. Данилова, «Вернитесь!» А. Каландадзе, «Весна на вершинах» С. Капутикян, «Осенние стихи» М. Карима, «Волжские рассветы» Вл. Кострова, «Свет надежды» К. Кулиева, «Сентябрь...» А. Лупана, «Миндаугас» Юст. Мар-цинкявичюса, «Апрельский ветер» С. Мауленова, «Времена» А. Ме-жирова, «Лирика этого года» Э. Нийт, «Озаренность» 3. Нури, «Балканские песни» Д. Самойлова, «Мгновенья» Я. Сипакова, «Материнская ладонь» М. Танка, «Сабантуй» Р. Хариса, «Мое дерево» Б. Шинкубы, «Костры на снегу» Инн. Эртюкова, а также крупные подборки Этибор Ахуновой, К. Ваншенкина, А. Вознесенского, Т. Зумакуловой, К. Ковальджи, М. Хонинова.

Заметнейшие публикации по отделу публицистики: очерк Анатолия Стреляного «Макар Анисимович», автобиографические записки Ю. Рытхэу, очерк И. Зиедониса и Вит. Коротича «Перпендикулярная ложка», сопровождаемый вклейкой с фотографиями Гунара Янайтиса, на которых запечатлены шедевры таджикского прикладного искусства и люди, строящие культуру Таджикистана.

ИЗ ОЧЕРКА: «...Мы стоим возле бокового штрека Вахшского канала и слышим, как вздрагивает земля под ногами. Скалы дрожат, этого не было с ними со времен творения мира. Подземный туннель канала протянется больше, чем на тридцать километров,— длина хорошей линии метро, только километры эти приходится выгрызать в камне... Дангаринская долина оросится водой будущего Нурекского моря...»

С этих слов начинается нурекская эпопея «Дружбы народов»— история шефства журнала над строительством Нурекской ГЭС.

Среди публикаций раздела «Культура и искусство»— очерки Василя Быкова о гродненских художниках, Василе Василаке —о Михае Бенцияну и Юрия Казакова — о Тыко Вылко.

В критике — материалы большого совещания молодых критиков, рассматривающих проблемы молодой литературы; среди участников: Р. Семашкевич, Ст. Липскис, А. Ээльмяэ, И. Дедков, С, Сигуа, П. Ширмухамедов, М. Мартинайтис, X. Хирщ, Мурат Ауэзов, В. Ковский.

В декабре умирает член редколлегии Я. Смеляков.

ПАМЯТИ ЯРОСЛАВА СМЕЛЯКОВА. «В яачале января 1973 года мы праздновали бы его 60-летний юбилей... Пятнадцать лет работы Ярослава Смелякова в «Дружбе народов»— это как бы целая эпоха в жизни редакции и его личной жизни. Он пришел в журнал в конце 50-х годов, когда журнал набирал силы, становясь из альманаха оперативным боевым органом, выводящим братские литературы на всесоюзную орбиту... Его поэтический авторитет, обаяние личности, незаурядность человеческой и творческой биографии привлекли самых разных людей. Он всегда был как бы центром различных притяжений, интересов, страстей. К нему тянулись поэты разных поколений, многих наций; иногда недолгое деловое общение перерастало в долголетнюю дружбу с журналом, иногда в беседах у редакционного стола рождались замыслы больших поэтических полотен или подборок стихов целых республик; эти публикации он любил называть «карманными энциклопедиями» братских поэзии. Скольких молодых русских поэтов он приобщил к нелегкому, но благодарному труду переводчиков! И как нетерпим был к ремесленным, халтурным поделкам, сделанным холодной рукой версификатора. Зато с какой радостью и душевным волнением он открывал нового поэта, новое явление в национальной поэзии — яет малых народов, нет малых талантов...»

1973 год

Тираж журнала впервые превышает стотысячную отметку. Проза года. «Силуэты» Бориса Полевого и «Записки 1945 года» Константина Симонова («Незадолго до тишины»)— мысленный возврат к войне ради лучшего понимания современности. «Имматрикуляция Михельсона» Яана Кросса — мысленный возврат в XVIII век ради осознания сегодняшних ценностей. Резкая и ясная, граничащая с производственной публицистикой повесть А. Борина «Авария»— рядом с поэтичными рассказами Анатолия Кима, которого журнал впервые представляет своим читателям (напутствует молодого автора Владимир Лидии). Разнообразие тем, стилей, манер-черта прозы года. Роман Тиркиша Джумагельдыева «Земля помнит все» соседствует с романом Гурама Панджикидзе «Камень чистой воды», «Примавера» Лилли Промет—с «Березовыми вениками» Виктора Карамазова, «Кукла и комедианты» Висвалда Лама — с «Пустошелью» Сергея Крутилина, старого автора «ДН». Пожалуй, заметнее романов повести: «Белый сайгак» А. Абу-Бакара, «Школьный хлеб» Евг. Гуцало, «Оська — смешной мальчик» С. Залыгина, «Обработно — время свадеб» В. Личутина, «Мать едет женить сына» Г. Матевосяна, «Аноним» И. Микелинскаса, «Река» М. Рощи-на... Среди рассказчиков — Федор Абрамов, Ромуальдас Гранаускаа, Юозас Пожера, Миколас Слуцкие, Ааду Хинт и—новое имя— Людмила Петрушевская.

Яркие поэтические циклы (в редколлегии Ярослава Смеляковв сменил Анатолий Жигулин): «Зов Алазани» Ир. Абашидзе, «Уманс-кие воспоминания» М. Бажана, «Времена жизни» Фл. Васильева, «Ветла» Ал. Воробьева, «Якутская тетрадь» Н. Глазкова, «Глаза людей» Г. Горбовского, «Салават»— поэма М. Карима, «Лик степи» Д. Кугультинова, «Дзукийские зарницы» А. Малдониса, «Белое озеро» С. Орлова, «Журавлиное небо» П. Панченко, «Сентябрьские раздумья» Вл. Соколова, «Плоды ивы» О. Сулейменова, «Свет из земли» Т. Сумманена, «Пора медосбора» Л. Татьяничевой, «Злаки моих долин» Н. Тряпкина, «Воробьиная ночь» О. Чухонцева, «Кабардинские сонеты» А. Шогенцукова...

Неопубликованные стихи А. Твардовского (январский номер) перекликаются с подборкой его писем (майский номер).

Подкрепляя традицию широкого международного общения, «Дружба народов» предоставляет свои страницы журналам «Словенске погляды» (Братислава) и «Зинн унд форм» (Берлин), а также поэтам стран Азии и Африки.

Подкрепляя традицию широкого обсуждения актуальных проблем в критике, журнал публикует в двух осенних номерах материалы «круглого стола» на тему: «Литература и НТР».

Публицистика представлена многими материалами, среди которых стоит отметить размышления Кима Ильинича «Дедушкин лен», очерк Марка Галлая о А. Н. Туполеве и большую работу Е. Черняка «Пророки и мифы», направленную против реакционного национализма.

Еще одна серия публицистических материалов достойна особого внимания: это статья секретаря ЦК КП Таджикистана С. Б. Эр-гашева и выступления очеркистов Ю. Полухина и Бронислава Холо-пова под общей шапкой «Нурек. Год 1973». Редакционное вступление гласит; «Нурекские встречи на страницах «ДН» будут отныне регулярными...»

Начинается шефство «Дружбы народов» над строящейся Нурекской ГЭС, а точнее, дружба журнала с коллективом стройки, причем в сферу взаимодействия включается весь Южно-Таджикский территориально-производственный комплекс. Пять лет спустя материалы, опубликованные в журнале, выходят отдельной книгой: «От Нурека — к Рогуну»; этот том собирает под своей обложкой стиха Мирзо Турсун-заде, Мирсаида Миршакара, Мумина Каноата, Саидали Мамура, Павло Моочана, Бозора Сабира, Владимира Кострова, Хабибулло Файзулло, Лоика Шерали, Гафара Мир-зоева, Галины Морозовой, Файэудло Ансрри, Гулназара Келдыева, статьи'," 6'черки и эссе К. Симонова, С. Дангулова, В. Жалакявичю-. са, В. Тендрякова, Ю. Рыхтхэу, А. Кушнера, Б. Холопова, Ю. Полухина, Евг. Богданова, А. Майсюка, М. Муллоджанова, В. Коротича, И. Захорошко, секретаря Нурекского горкома партии П. И. Горбачева...

Из книги «ПОМОЩЬ В ДЕЛЕ»: «Вникая во все, что связано с Южно-Таджикским комплексом, встречаясь с десятками людей, от которых зависит его облик, сотрудники журнала видели, что взаимодействия, взаимопонимания им явно недостает. И тогда возникла идея провести в редакции «круглый стол» на тему — «Южно-Таджикский комплекс. Проблемы строительства. Перспективы развития». Решено было пригласить на него и ученых из Совета по изучению производительных сил СССР... и работников Госплана СССР и Таджикской ССР, которые определяют его сегодняшний день, энергетиков, металлургов, химиков, партийных работников, писателей. Первая встреча состоялась в мае 1974 года в Москве. На ней выступило двенадцать человек... Работникам Госплана СССР... пришлось ответить на многие вопросы... В декабре 1975 года состоялся второй «круглый стол», уже в Нуреке. На нем присутствовало свыше тридцати специалистов. Он был посвящен более узкой теме — тому, как Южно-Таджикский комплекс завершил девятую пятилетку и что даст ему пятилетка десятая... Оба «круглых стола» вызвали многочисленные отклики». («От Нурека —к Рогуну. Журнал «Дружба народов» на стройках Южного Таджикистана». М„ 1978, с. 205—207).

ПРЕМИИ СТРОИТЕЛЕЙ — ПРЕМИИ СТРОИТЕЛЯМ. Заключая договор о сотрудничестве, строители Нурекской ГЭС и редакция «ДН» решили, что на стройке будет организовано соревнование за награды журнала, а в свою очередь строители станут ежегодно награждать «рабочей премией» лучшее произведение на современную тему, опубликованное в журнале... В Нуреке сложился актив читателей «ДН»... Из актива составляется жюри по присуждению ежегодной «рабочей премии» Нурека. Первым лауреатом ее стал К. М. Симонов за документальную книгу «Разные дни войны»... Вслед за ним нурекчане отдали свои награды Савве Дангулову за роман «Кузнецкий мост», Витаутасу Жалакявичюсу за киноповесть «Кентавры», Владимиру Тендрякову—за повесть «Затмение» (с. 35—36).

УНИКАЛЬНОЕ СОБРАНИЕ КНИГ С АВТОГРАФАМИ В НУРЕКЕ. В начале 1974 года группа сотрудников и авторов журнала «ДН» привезла в Нурек подарок — собрание книг, вышедших как приложение к журналу, с автографами их авторов. Среди них были Г. Марков, В. Катаев Н. Тихонов, В. Смирнов, С. Дангулов, С. Крутилин, М. Алексеев, Ю. Рытхэу, В. Осипов, С. Баруздин.

Этим скромным подарком было положено начало уникальному собранию книг с автографами писателей и общественных деятелей, которое хранится сейчас в Нурекской городской библиотеке и продолжает пополняться... Вся советская многонациональная литература и многие книги наших зарубежных друзей представлены сегодня в Нуреке (с. 334—337).

Из последующих событий: ЦК Компартии Таджикистана и Совет Министров Таджикской ССР приняли постановление о присуждении Государственной премии Таджикской ССР имени Абу Абдул-ло Рудаки 1987 года за создание Нурекской библиотеки журнала «Дружба народов» архитектору В. И. Пашкову, конструктору Ф. С. Маргулис и писателю С. А. Баруздину.

К 1988 году 12 142 автора подарили библиотеке 23324 книги с автографами.

1974 год

События года: «Разные дни войны» Константина Симонова; романы «Проданные годы» Юозаса Балтушиса, «Лебединая стая» Ва-силя Земляка, «Год огненной змеи» Цыденжапа Жимбиева, «Одна ночь» Пауля Куусберга, «Атланты и кариатиды» Ивана Шамякина. Повести: «Донька-Даниэль» Петруся Бровки, «Возвращение» В. Кардина, «Высокая кровь» Ильяса Кашафутдинова, «Когда погас фейерверк» Юрия Нагибина, «Отдых» Миколаса Слуцкиса, «Тридцать непрожитых лет» Анатолия Ткаченко... Рассказы Акрама Айлисли, Гурама Гегешидзе, Владимира Кайяка, Думитру Матковски, Александра Рекемчука, Михася Стрельцова, Матса Траата, Григора Тютюнника...

Ровный, добротный состав; русские, прозаики рядом с равными по силе собратьями из республик: картина, в принципе, уже привычная в «ДН». Но вот публикация, вряд ли для журнала привычная: роман Юлиана Семенова «Альтернатива», это прицел более широкий, это расчет уже на «миллионного» читателя.

События в поэзии: «Дождевой прилюд» М. Бажана, «Сигналы сердца» А. Балтакиса, «Баллада Брестской крепости» Р. Бородули-на, «Солнце отчего края» Д. Вааранди, «Я думал, что война во мне...» О. Вациетиса, «Достиг я до звезд» Г. Горбовского, «Обещание любви» А. Жигулина, «Друг мой, солнце!» Зульфии, «Песня тысячи окон» К. Каладзе, «Вечером...» Я. Каплинского, «На крыльях времени» С. Кудаша, «Скорость» А. Кулешова, «Белый остров Чюрлениса» Э. Межелайтиса, «Волна и камень» Д. Самойлова, «Гимн полувека» П. Севака, «Черный месяц» А. Сийга, «Самое начало войны» Б. Слуцкого, «Рябиновый хмель» Я. Судрабкална, «Отношение к жизни» М. Траата, «Тропинка к колодцу» Б. Худайназарова...

События в публицистике; «Курземите» И. Зиедониса, «Уроки трудной жатвы» А. Стреляного, «Эта земля, этот хлеб» Я. Останова…

А. Битов и И. Друцэ, П. Мовчан и А. Пистунова — авторы статей по проблемам искусства. В том же разделе — книга воспоминаний Л. Утесова «Спасибо, сердце!»—и эта публикация тоже вряд ли обычна для прежней «Дружбы народов»: и она рассчитана на миллионы читателей.

«Нурекскую тему» продолжает «круглый стол», за которым встречаются ответственные работники Госплана, крупные специалисты «Таджикгидроэнергостроя» и других объединений и предприятий, первый секретарь Нурекского горкома партии П. И. Горбачев.

В отделе критики, по традиции обильном и многообразном, отметим обсуждение проблем эстонской прозы: «круглый стол», собравший эстонских критиков Олева Йыги, Виллема Гросса, Калле Курга, Эллена Маллене и русских критиков Андрея Туркова, Анатолия Бочарова, Наталью Крымову...

Чувствуется, что журнал, верный своим традициям, накопил силы для нового рывка. В психологическую связь с этим ощущением надо поставить такой вроде бы формальный момент, как заменаобложки.

Обложка упрощается: отныне с нее убраны иллюстрации. Они остаются на вклейке, на внутренних сторонах обложки, но — не на «одежде». Одежда теперь проще и строже: цветная вертикальная плашка на сероватом фоне: марка, эмблема, номер. Чем это объяснить? Какая интуиция подсказала художнику журнала, что иллюстрации на обложке,— при всей их — временами — динамичности и при всей — как правило — информативности, все-таки несут в себе «что-то от альманаха», от «профильной специфики»? Только один «толстый» журнал в ту пору (кроме «ДН») выносит иллюстрации на обложку: «Иностранная литература», то есть издание отчасти специфическое; ни один из ведущих журналов: ни «Новый мир», ни «Октябрь», ни «Знамя» — этого себе не позволяют: их серьезность и весомость не нуждаются в «картинках»...

Перемена обложки — как бы знак того,что и «Дружба народов» наконец почувствовала силы встать в первый, главный ряд литературных журналов. Отсюда — и тексты, явно рассчитанные на массового читателя.

Малозаметная цифра в выходных данных свидетельствует о том же: в 1974 году тираж «Дружбы народов» переваливает двухсоттысячный рубеж.

Это принципиально новая позиция, новое качество и новый этап.

Часть V. В ПЕРВОМ РЯДУ (1975—1984)

Состав редакционной коллегии, сложившийся к середине 70-х годов: главный редактор С. Баруздин, первый заместитель главного редактора Л. Лавлинский, заместитель главного редактора Л. Тераке-пян. Члены редколлегии: С. Агабабян, А. Алимжанов, Л. Аннинский (теория и критика художественного перевода), А. Бучис, К. Воронков, Н. Гейдеко (поэзия), Л, Грачев, И. Захорошко (культура и искусство), И. Зиедонис, М. Ибрагимов, А. Кешоков, Г. Корабельников, Г. Ломидзе, А. Лупан, Ю. Мариинкявичюс, Р. Мустафин, Л. Новиченко, А. Овчаренко. А. Руденко-Десняк (кригика и библиография), И. Сергеева (проза), Б. Холопов (очерк и публицистика), И. Шамякин, Л, Шиловцева (ответственный секретарь), К..Яшен.

1975 год

Открывается год подборкой из новой книги стихов Леовида Мартынова «Даты».

Меня томят великие заботы,
Я к Александру Невскому пойду:
Зачем ты ездил, черт возьми, в Орду?
Не по душе мне эти извороты!
И Грозного с престола низведу:
Почто гневился больно горячо ты?
И, между прочим, с Кромвелем я счеты
За крайности кровавые сведу.
В Истории я наведу порядок!
Кто как себе затылка ни чеши,
А не уйдете от моих нападок!
И, негодуя ото всей души,
Коль слушать не хотите вы добром,
Вас всех зараз я вычеркну пером...

«Порядок в Истории»—тема, уловленная поэтом в воздухе времени, и литературы. Об этом — и «Небесный камень» Яана Кросса, и «Сокровища Улугбека» Адыла Якубова — старина, откликающаяся не зов современности, но это и современность, взятая в острых социальных ракурсах: у Чингиза Гусейнова в «Магомеде, Мамеде, Мамише», у Тиркиша Джумагельдыева в «Калыме», у Висвалда Ла-иа в. «Итоге всей жизни»; это дипломаты военной поры в романе Саввы Дангулова «Кузнецкий мост», это политруки, солдаты и солдатки в повести Елены Ржевской «Февраль — кривые дороги»; это «Кузнецы и чеканщики» Нины Бичуя, «Ночные летчики» Владимира Бээкмана, «Горнило» Мушега Галшояна, «Неблагодарный» Нода-ра Думбадзе, «Хатынгольская баллада» Абиша Кекильбаева, «Невеста моря» Анатолия Кима, «Твой род» Гранта Матевосяна, «Огненный протопоп» Юрия Нагибина, «Владения» Тимура Пулатова, «Женитьба Кевонгов» Владимира Санги... Скрещение реальности и мифологии, древности и злободневности, вечной поэзии и живых проблем.

Бетти Алвер и Хута Берулава, Лариса Васильева и Петр Вегин, Евгений Винокуров и Андрей Вознесенский, Иван Драч и Евгений Евтушенко, Танзиля Зумакулова и Мирдза Кемпе, Алим Кешоков и Валентин Колумб, Виталий Коротич и Владимир Костров, Колау Надирадзе и Шота Нишнианидзе, Булат Окуджава и Борис Олей-ник, Сергей Орлов и Янис Петере, Расул Рза и Максим Танк, Гул-рухсор Сафиева и Марис Чаклайс, Степан Шавлы и Игорь Шкляревский —таков диапазон поэзии года.

«Хлеб соседа» Юрия Черниченко, «Из декабристских архивов» Натана Эйдельмана, «КамАЗ перед пуском» Рафаэля Мустафина— диапазон публицистики.

Письма с фронта М. Луконина, С. Наровчатова, А, Яшина, Б. Лебского, Б. Слуцкого, А. Туркова, С. С. Смирнова, П. Воронько, Ю. Друниной...— еще одна очная ставка человека с Историей.

В разделе «Литературное наследство»— Исаакян, Эминеску, Твардовский: новые переводы, ранее не публиковавшиеся стихи.

В «Критике»— статьи Г. Асатиани, М. Асимова, А. Бочарова, П. Браженаса, диалог Ар. Григоряна и В. Кожипова, «Заметки о поэтической критике» Л. Лавлинского, статьи И. Дедкова, М. Тычины, М. Чимпоя... Обсуждение только что завершенной шеститомной «Истории советской многонациональной литературы».

Пражский «Литерарни месячник» в гостях у «Дружбы народов».

Можно назвать этот год литературно-добротным, а можно литературно-ломовым. Репутация журнала, стоящего в первом ряду и отвечающего за ситуацию в литературе, требует постоянного подкрепления.

Двухсоттысячный тираж держится.

1976 год

Никак не умаляя важности разнообразных и ярких произведений этого года (повести Я. Брыдя, В. Жалакявичюса, В. Личутина, В. Мартинкуса, М. Траата, рассказы Г. Бакланова, В. Белова, А. Би-това, П. Бровки, И. Вильде, В. Гейдеко, В. Дрозда, А. Ткаченко, ф. Уяра, С. Ханзадяна, А. Якубана — уже вошло в традицию «ДН» раз в год выпускать номер рассказа), отдавая должное весомости и добротности романов М. Ищенко «Течение», Ю. Мушкетика «Белая тень», Б. Шинкубы «Последний из ушедших», А. Эба-ноидзе «Брак по-имеретински»,— следует отметить в 1976 году публикацию четырех произведений, читательский и критический резонанс которых оказался в практике журнала беспрецедентным. Это роман Чабуа Амирэджиби «Дата Туташхиа», роман Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов», роман Виталия Семина «Нагрудный знак «ОСТ» и повесть Юрия Трифонова «Дом на набережной». С этими четырьмя публикациями журнал окончательно утверждается на одном из флагманских мест в советской литературной журналистике.

Надо также отметить крупные поэтические циклы и стихи П. Антокольского, К. Ваншенкина, И. Драча, М. Дудина, Жале, Л. Забашты, В. Казанцева, С. Капутикяи, А. Кадру, Ю. Кузнецова, Ст. Куняева, Вяч. Куприянова, Р. Лубкивского, С. Мауленоза, А. Ме-жирова, П. Мовчана, М. Нагнибеды, 3. Нури, П. Панченко, Л. Первомайского, А. Сийга, Вл. Соколова, 3. Тхагазитова, Б. Укачина, Н. Хазри, О. Чиладзе, Л. Шерали, А. Шогенцукова...

В разделе «Новые имена» отметим Атамурада Атабаева, Тимура Зульфикарова, Ольгу Ипатову, Петра Кошеля, Сабита Мада-лиева, Рамиза Ровшана.

В разделе очерка и публицистики — «Мартовские всходы» Г, Лисичкина, «Трое в степи» А. Стреляного, «Заботы Неворотова» П. Ребрина...

В «Литературном наследстве»— письма А. Твардовского и М. Исаковского 1932—1970 годов.

В «Критике»— статьи И. Дедкова, В. Кардина, В. Ковского, Л. Новиченко, Г. Петриашвили, Ю. Суровцева, Л. Теракопяна. Два «круглых стола»: первый — на тему «Взаимодействие и взаимообогащение литератур народов СССР на современном этапе»; второй—«Проблемы качества художественного перевода». Этот последний (за которым собрались поэты, прозаики, практики и теоретики перевода:

А. Арипов, Г. Бельгер, Фл. Васильев, В. Ганиев, Л. Гинзбург, Эд. Ели-гулашвили, А. Еники, Н. Капиева, М. Карим, А. Кекильбаев, Р. Мус-тафин, О. Нодия, Ю. Покальчук, М. Рудов и С. Семененко) фактически начинает в «ДН» новую рубрику, которая впоследствии делается постоянной и называется: «Художественный перевод: проблемы и суждения».

В течение десятилетия под этой рубрикой публикуются статьи советских и зарубежных переводоведов, дискуссии по острым вопросам перевода, «Форумы», на которых несколько мастеров состязаются в переводе одного стихотворения (оригинал и подстрочник которого печатаются здесь же), а затем дается критический разбор всех предложенных версий. Избранные статьи, напечатанные под новой рубрикой за десять лет ее существования, в 1986 году выходят отдельным томом. Тому предпослано следующее вступление:

«ОТ СОСТАВИТЕЛЯ. Эта книга составлена из статей и материалов, опубликованных в журнале «Дружба народов» под рубрикой «Художественный перевод: проблемы и суждения». Когда эта рубрика открывалась в 1976 году, вряд ли можно было и мечтать, чтобы со временем она встала на обложке книги; даже и насчет журнальных публикаций были опасения: проблематика художественного перевода выглядела в ту пору слишком специальной и узкой, чтобы претендовать на особое внимание литературной общественности, не говоря уже о широком читателе; чаще всего дело ограничивалось привычным сличением перевода и оригинала «по строкам» и рассуждениями о том, что надо бы изжить подстрочник,

Действительность, однако, оказалась богаче самых смелых предположений: проблематика художественного перевода быстро вышла за пределы привычных схем и отразила живые и актуальные вопросы сегодняшнего многонационального литературного процесса. Тот факт, что аналогичные разделы вскоре появились и в других периодических изданиях («Литературная газета», журналы «Вопросы литературы», «Литературное обозрение»), показателен... При гигантском развитии переводческого дела в современном мире художественный перевод становится коррелятом таких жизненно важных процессов, как взаимодействие и взаимообогащение национальных культур в рамках социалистического общества... Этим жизненным тонусом объясняется сегодняшний интерес писателей и читателей к таким традиционно «специальным» проблемам, как перево-димость и непереводимость, уровни соответствия перевода оригиналу, соотношение вольности и буквальности и т. д.— при всей теоретической (то есть умозрительной) «неразрешимости» некоторых из этих вопросов они сейчас непрерывно решаются практически...» («Художественный перевод: проблемы и суждения». Сборник статей. Изд-во «Известия», М., 1986, с. 3—4).

1977 год

Год повести. «Страна Бумба» А. Балакаева, «Отзовись, мой жеребенок» О. Бокеева, «Знахарь» А. Борина, «Долгое, долгое детство» М. Карима, «Соловьиное эхо» А. Кима, «Судный день» В. Козько, «Прощальный ужин» С. Крутилина, «Две жизни» М. Муратали-ева, «Затмение» Вл. Тендрякова — заметные вехи в развитии многонациональной советской прозы 70-х годов.

Вот необычный роман Вл. Орлова «Гамаюн»—«страницы жизни Александра Блока». Вот три романа, исследующие человека в контексте движущейся истории: «Капли дождя» П. Куусберга, «На исходе дня» М. Слуцкнса, «Оправдание крови» И. Чигринова.

Вот несколько новелл, продолжающих цикл Ю. Смолича «Мои друзья»: «Корнейчук... Головко... Белецкий... Сенченко... Малышко». Вот рассказы Г. Беса, Е. Гупало, Ф. Искандера, В. Конецкого, Дж. Менюка, Ю. Нагибина, Е. Попова, В. Семина, А. Скалона, А. Сулакаури, Р. Эзеры, А. Якубана...

Главные события года в поэзии: поэмы «Ночные раздумья старого мастера» М. Бажана, «Песнь моей любви» К. Кулиева, «Поэма Прометея» Ю. Марцинкявичюса, поэтические циклы М. Айтхожиной, К. Ваншенкина, Фл. Васильева, О. Вациетиса, X. Гагуа, Ф. Да-вояна, М. Исмаила, Н. Лайне, Л. Мартынова, Н. Матвеевой, Г. По-женяна, А. Сагияна, Д. Самойлова, Б. Слуцкого, М. Стрельцова, С. Хакима, Г. Эмина, И. Шкляревского; под названием «От Руставели до верлибров»— маленькая антология грузинской лирики в переводах Е. Евтушенко.

Скорбный строй башкирских поэтов, погибших на фронтах Великой Отечественной войны: X. Мухамадьяров, X. Хайри, Б. Мука-май, X. Кунакбай, М. Харис, Т. Мурат, С. Киньякай...—их стихи предваряет вступлением Мустай Карим.

События в публицистике: «Портрет и время» Е.Яковлева— Ленин на «фоне времени», работа О. Лациса о Дзержинском, очерк М. Галлая «С человеком на борту», «Из записок воспитателя» А. Дрипе. Цикл очерков о культурном лице современного города:

Н. Аитов и Н. Харитонов, О. Кучкина, М. Мураталиев. «Лента времени»— воспоминания актера Камиля Ярматова.

В «Критике» и «Проблемах перевода»— материалы совещания в редакции «Современность историко-революционной темы»: А. Тимонен, А. Нурпеисов, Д. Икрами, Л. Новиченко. Заметки В. Леоновича «Переводчик, сломай карандаш!». Статья Льва Гумилева «С точки зрения Клио». Беседа Л. Лебедевой с Ч. Айтматовым. Отвечая на вопрос о чертах и качествах современной литературы, Ч. Айтматов, в частности, говорит:

«Раньше я получал сотни писем, которые мне ничего не давали. Это были хорошие, доброжелательные письма, но они (авторы.— Сост.) лишь констатировали факт своего отношения, не больше. А сейчас, казалось бы, благополучное, мирное время, но оно порождает свои и такие сложные проблемы, которые во много раз превосходят трудности военного времени, как это ни парадоксально. Возникают такие жизненные проблемы, о которых мы и не подозревали, с которыми просто не сталкивались в жизни тогда, когда боролись за сохранение самой жизни. В связи с этими новыми сложностями литература должна перестроиться, найти новые ресурсы» (это напечатано в 1977 году.—Сост.).

С апреля первым заместителем главного редактора становится Л. Теракопян, заместителем — В. Гейдеко.

1978 год

Самая драматичная публикация года — роман Ивана Мележа «Метели, декабрь» — продолжение «Полесской хроники», оказавшееся окончанием, вернее, обрывом ее; предварять эту публикацию пришлось траурным сообщением, а завершать — монтажом набросков, планов и записей, найденных в бумагах писателя; драматична и история перевода романа с белорусского на русский язык: Дмитрий Ковалев умер, не завершив работы, и «Метели, декабрь» перевела до конца, то есть до обрыва текста, Тамара Золотухина. ;

Еще несколько романов, обретших долгий и заслуженный читательский успех: «Закон вечности» Нодара Думбадзе, «Путешествие дилетантов» Булата Окуджавы и «Старик» Юрия Трифонова,— определяют облик года.

Необычна повесть Леннарта Мери «Мост в белое безмолвие»— путевой дневник эстонского писателя, где он, кроме собственных впечатлений («Северный полюс... Маточкин Шар... Большие Оранские острова...»), использует «подлинные материалы Толля,Кука,Форстера, Врангеля, Матюшкина, Даля...».

Несколько «обычных» повестей, получивших резонанс у читателей и критиков: «Контакт» Анара, «Старый колокольчик» Б. Близнеца. «Воспоминания Каолевигюэга» Э. Ветемаа, «Возвращение Уруз-мага» Н. Джусойты, «В редкие месяцы на берегу» С. Есина, «Флюгер для семейного праздника» В. Мартинкуса, «Тесна пустыня» А. Мухтара, «Маленькая семья» А. Поцюса, «Байга» А. Хакимова, «Смоковница» Эльчина... Впрочем, усилившееся в прозе конца 70-х годов философское, символическое, мифологическое поветрие, не миновавшее и авторов «Дружбы народов», делает большинство этих повестей не совсем обычными, что можно почувствовать по названию повести А Алимжанова: «Возвращение Учителя, или Повесть о скитаниях Абу Насра Мухаммеда ибн Мухаммеда ибн Тархана ибн Узлаг аль-Фараби ат-Турки».

Поэзия года: «Можжевеловый дым» Б. Бедюрова, «Вспаханное поле» П. Боцу, «Вечное мясо» А. Вознесенского, «Детство» В. Дав-тяна, «Половинки» И. Зиедониса, «Добрый дождь» Зульфии, «Времена» М. Карима, «Светотени» А. Кушнера, «Камни на взморье» Я. Петерса, «Начало начал» С. Рустама, «Миг равенства» О. Сулей-менова, а также подборки стихов Ф. Алиевой, А. Вергелиса, Л. Ду-ряна, А. Кешокова, К. Ковальджи, Ю. Кузнецова, Ст. Куняева, С. Попова, М. Танка, Ф. Унгарсыновой, Шукрулло...

Из новых работ переводчиков надо выделить переводыЮнны Мориц из Р. Гамзатова, переводы В. Леоновича из Г.Табидзе и переводы Аллы Тер-Акопян из армянской лирики.

По разделу публицистики (или все-таки прозы?) отметим воспоминания К. Симонова «История одного киноинтервью», которому суждено войти во все позднейшие жизнеописания маршала Г. К. Жукова

Отметим также очерк Ю. Калещука «Харасавэй», очерк К. Ляс-ко о культурном облике Полтавы (продолжение урбанистической галереи «ДН»—«культура города — культура народа») и очерк Вл. Турбина о дилогии Тенгиза Абуладзе («Мольба»—«Древо желания»).

В разделе критики заметно прозвучали статьи А. Адамовича, М. Бажана, Т. Буачидзе, О. Гончара, И. Друцэ, Л. Промет, Т. Пу-латова и других писателей к 150-летию Льва Толстого. В разделе «Художественный перевод...»—диспут Л. Миля и Л. Мкртчяна «Как переводить классику на современный язык?», диалог М.Карима и А. Сийга «Взаимоузнавание» и первый форум переводчиков «ДН»: сонет М. Рыльского в переводах шести мастеров, а следом—статья П. Мовчана «Хвала канону»— с разбором их версий.

Сотня рецензий в разделе «Библиография»...

Тираж журнала вырастает до 210 тысяч. Если 10 тысяч прибавки покажутся читателю этой хроники малосущественными, он может заглянуть в ее начало и вспомнить, что именно с этого количества экземпляров начиналась когда-то история альманаха.

1979 год

«Дружбе народов»— сорок лет! Год открывается серией приветствий; журнал поздравляют Г. Марков, Н. Тихонов, М. Шаги-нян, Маршал Советского Союза И. X. Баграмян, руководители Нурека и Нурекгэсстроя...

МАРИЭТТА ШАГИНЯН. ПОЧЕТНОЕ СОРОКАЛЕТИЕ

«Пишу «почетное», хотя для советского журнала сорок лет— совсем не такая уж большая дата. Но дело не в возрасте «Дружбы народов». Дело в том, что этот журнал за короткий сравнительно срок — на наших глазах — сумел вырасти из своего скромного целевого назначения (публикации в русском переводе вещей писателей советских национальных республик и автономных областей) в один из лучших наших толстых журналов вообще.

Он заслужил любовь у читателей и уважение крупнейших советских писателей, печатающих в нем свои произведения. Из года в год шло углубление его содержанья, возрастали требовательность к публикуемому материалу, вкус при его отборе.

«Дружба народов» открыла немало новых имен, ставших из «республиканских» всесоюзными. Она помогла многим молодым талантам найти себя.

За все эти качества, за действенное сближение многонациональных наших литератур — в единый по духу, широчайший многоязыковый фронт великой советской литературы и за высокий темп его качественного развития — мне кажется молодой юбилей журнала «Дружба народов» юбилеем почетным» («ДН», 1979, № 1).

Характеристику года лучше всего начать с «новых имен». Их, как всегда, немало: Важа Гигашвили, Эльда Грин, Мурад Мухаммед Дост, Алексей Дударев, Ольга Ипатова, Саулюс Томас Кондротас, Владимир Некляев, Давид Ованес... Одно имя выделяется: пронзительной силой правды и таланта, стремительным взлетом признания, начатым с февральской книжки «ДН», где Константин Симонов напутствует: «Доброго пути, Сашка!»—и следом идет повесть «Сашка» Вячеслава Кондратьева.

Основные публикации года: романы Юсуфа Акобирова «Нурек» (можно сказать в шутку: художественные плоды шефства.—Сост.), «Кузнецкий мост» С. Дангулова (третья книга), «Потерянный» Т. Джумагельдиева, «Евпраксия» П. Загре больного, «Дорога в Россию» Т. Каипбергенова, «Трасса» В. Лама.

Среди авторов повестей по читательской популярности лидирует Юлиан Семенов («ТАСС уполномочен заявить...»), однако спектр художественных манер достаточно широк: Я. Брыль («Рассвет, увиденный издалека»), Т. Зульфикаров («Возвращение Ходжи Насред-дина»), В. Козько («Цветет на Полесье груша»), Т. Пулатов («Завсегдатай»), Я. Стецюк («Супруны»).

Рассказчики: В. Афонин, О. Гончар, В. Дрозд, С. Залыгин, Р. Климас, Г. Ковалевич, Р. Кутуй, П. Куусберг, П. Нилин, Б. Окуджава. М. Слуцкие, В. Токарева, К, Тоноян, С. Турсун... Последний рассказ Виля Липатова (и первый, который он решился предложить «Дружбе народов», а до публикации не дожил) предварен прощальным словом С. Баруздина.

К. Симонов и Ю. Трифонов в своих новеллах рассказывают о К. Федине, так что в прозе журнала зримо присутствует и этот знаменитый писатель.

Среди поэтов: И. Абашидзе, М. Бажан, X. Бекхожин, В. Белшевиц, Р. Бородулин, К. Ваншенкин, О. Вациетис, Г. Виеру, А. Вознесенский, Ю. Кузнецов, К. Кулиев, Л. Лавлинский, Лоик, М. Львов, А. Малдонис, Ю. Марцинкявичюс, Э. Межелайтис, А. Межиров, П. Мовчан, Д. Мулдагалиев, И. Нонешвили, Р. Рза, А. Сагиян, Д. Самойлов, Г. Сафиева, В. Соколов, М. Танк, Уйгун, Н. Хазри, И. Шкляревский...

В публицистике — «круглые столы»: «Нечерноземье, пять лет спустя» (разговор происходит в Ядринском районе Чувашии с участием председателей колхозов, руководителей района и республики, а также чувашских и русских писателей); «круглый стол» по проблемам развития Южно-Таджикского территориально производственного комплекса.

Во углубление народнохозяйственной проблематики—статьи академика В. Глушкова «Этажи науки», Б. Холопова «Влечение к высоте», О. Лациса «После испытания», очерки А. Стреляного «В селе, у матери».

Ленинская тема: «Карта ГОЭЛРО» и «Апрельские эскизы» Егора Яковлева.

В сильном и разнообразном отделе «Культура и искусство» заметнейшие публикации на вклейках — работы Тогрула Нариманбекова, космические акварели А. А. Леонова; выделяются также очерк Д. Данина «Улетавль»— о Татлине — и воспоминания И. Смоктуновского «Время надежд».

В «Критике» имеют резонанс полемические статьи Н. Крымовой и Е. Книпович о прозе Валентина Катаева («Алмазный мой венец»), воспоминания М. Карима об А. Твардовском, заметки В. Ковского о деревенской теме в литературе, статьи М. Мартинайтиса, А. Марченко, Б. Панкина, И. Янской и В. Кардина...

В течение года — три некролога.

В сентябре — памяти Валерия Гейдеко, прозаика и критика, заместителя главного редактора «Дружбы народов». В октябре — памяти Константина Симонова, постоянного автора журнала, чья книга «Разные дни войны» выходит приложением к журналу уже после смерти автора.

В декабре — памяти Василия Смирнова, прозаика, главного редактора «Дружбы народов» в 1960—1965 годах.

К началу восьмидесятых годов редакторат формируется следующим образом: главный редактор — С. Баруздин, первый заместитель — Л. Теракопяы, заместитель — А. Руденко-Десняк, ответственный секретарь — Б. Холопов (передавший заведование отделом очерка и публицистики Ю. Калещуку).

Тираж журнала вырастает еще аа 13 тысяч.

В 1979 году во исполнение постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об укреплении связи литературно-художественных журналов с практикой коммунистического строительства» редакция «Дружбы народов» и общественные организации Коми АССР подписали «Договор о творческом содружестве» между журналом и тружениками Тимано-Печорского территориально-производственного комплекса. Учреждена «Рабочая премия Тимана», которую решено ежегодно присуждать автору лучшего произведения документально-публицистического жанра. Лауреатами «Рабочей премии Тимана» В последующие годы стали: Юрий Калещук, за очерк «Прошедшие времена» (1982); Лина Тархова, за очерк «Трудно быть исключением» (1983); Эдуард Белтов, за очерк «Цена» (1984); Евгений Будинас, за подготовку и проведение «круглого стола» в Пярну"попроблемам агропрома (1986).

1980 год

Циклы поэтов: М. Алигер, А. Атабаев, И. Аузинь, А. Балтакис, К. Ваншенкин, Г. Виеру, X. Гагуа, И. Драч, Д. Кугультинов, Р. Ку-туй, А. Куияяер, Я. Ругоев, А. Сийг, Г. Эмин... Известные имена. И все-таки перечень циклов, где трудно выделить события, которые стали бы наново определять ситуацию,— показатель некоторого «пробуксовывания» лирики. Две поэмы, каждая из которых имеет свою силу и прелесть: «Колыбель Авиценны» Мумина Каноата в «Талисман Авиценны» Льва Ошанина (впрочем, здесь жанр обозначен; «роман в балладах») не отменяют, а даже усиливают ощущение некоторой тематической монотонности. Поэзия—наиболее чуткий род литературы — уловила, конечно, тот застой, который к концу 70-х годов обнаружился в общественном сознании; поэзия «Дружбы народов» его тоже «уловила»...

В прозе этого еще не чувствуется; год—яркий; семь романов, среди них замечательные; перечислим все семь: «Чужая вотчина» А. Адамчика, «Твоя заря» О. Гончара, «И всякий, кто встретится со мной...» О. Чиладзе, «Возьму твою боль» И. Шамякина, «Совесть» А Якубова, «Чай в пять утра» Л. Яцинявичюса и, наконец, «После бури» С. Залыгина, начавшийся (первой книгой) с апрельского номера...

Пять ярких повестей, которые, можно сказать, все стали всесоюзными событиями: «Каратели» А. Адамовича, «Бархан» О. Бокеева, «О, суббота!» Д. Калиновской, «Лотос» А. Кима, «Шестьдесят свечей» В. Тендрякова,— острота, разнообразие, мастерство.

Главное событие в публицистике — перемена в шефских горизонтах, и перемена отрадная. Завершено строительство Нурекской ГЭС — завершено многолетнее шефство; в статье «Скрещения Вахш-ского треугольника» Бронислав Холопов итожит эту работу. Два месяца спустя опубликованы материалы «Экспедиции «ДН» в Ти-мано-Печорский территориально-производственный комплекс; статья первого секретаря Коми обкома КПСС И. П. Морозова и очерки Юрия Калещука и Лидии Тархановой; Тимано-Печорский комплекс — новый объект особого внимания журнала.

Надо отметить также очерки Г. Лисичкина «Вклад и отдача», Н. Смелякова «Роза ветров», А. Илларионова «Оседлое кочевье»...

В отделе «Культура и искусство», помимо статей о художниках (выделим «Соотнесенность буквы и линии» П. Мовчана — об украинском графике Василе Лопате), опубликованы воспоминания артиста Мариса Лиепы «Вчера и сегодня в балете», рассчитанные на самый широкий круг читателей.

В критике — некоторый перевес «круглых столов» над индивидуальными статьями; главные темы: «История и современность в литературах республик Поволжья, Коми АССР и Калмыцкой АССР», «Современная проза: стилевые поиски», «Обсуждение прозы республик Прибалтики»...

Событием в отделе критики перевода является публикация работы Юрия Абызова «Окаменевшие атлеты». Проведено также несколько анкет и дискуссий: «Что такое «перевод автора»?», «Поэма В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин» (говорят переводчики)». На втором форуме переводчиков «ДН»—стихотворение Хасана Туфана; переводы этого стихотворения комментирует Р. Мустафин.

Тираж журнала поднимается до 240 тысяч. И застывает.

1981 год

Год прощания с Юрием Трифоновым. Он успел снять последние редакционные вопросы, готовя к печати роман «Время и место», но прочесть уже не успел; роман стал его завещанием.

Такой же посмертной и такой же пронзительной по звучанию вышла публикация Виталия Семина: роман «Плотина». Книги писателей продолжают работать и после смерти писателей...

Два романа старых авторов «ДН»: «Сребропряхи» Энна Ветемаа, «Сабля для эмира» Алима Кешокова. Два романа новых для «ДН» авторов: «Одинокая орешина» Вардгеса Петросяна, «Фальшивый Фауст» Маргера Зариня.

Череда ярких повестей: «Меньший среди братьев» Г. Бакланова, «Сказание о Юозасе» Ю. Балтушиса, «Алба, отчина моя» В. Ва-силаке, «Кукарача» Н. Думбадзе, «Производственный конфликт» С, Есина, «Черная тропа» И. Кашафутдинова, «По причине души» П. Краснова, «Дождь в июле» М. Магомедова, «Со стороны» Ю. Скопа, «Второе возвращение» С. Турсуна, «Ивановы журавли» И. Чен-дея, «Небесная душа» Ю. Щеглова, «Танго» А. Якубана.

Урожай рассказов поскромнее: «Мгновенья» Ю. Бондарева, К. Ваншенкин, Г. Гулиа, Г. Коновалов, Г. Матевосян...

Две поэмы в очередной раз организуют «пространство» лирики: «Донелайтис» Ю. Марцинкявичюса и «Черная гать» И. Шкляревского. Среди публикаций поэтов (В. Белшевиц, Р. Гамзатов, С. Евсеева, П. Зирнитис, Т. Зумакулова, К. Каладзе, Ю. Кузнецов, М. Мартинайтис, Э. Межелайтис, М. Нагнибеда, Ш. Нишнианидзе, А. Сагиян, М. Траат) отнюдь не потерялись «Три песни» Вл. Высоцкого, предваренные вступлением Марины Влади.

В публицистике заметное место занимают материалы Всесоюзной творческой конференции писателей «Дружба народов •— дружба литератур», прошедшей в Баку.

Ширятся границы шефства: «Экспедиция» «ДН» в Тимано-Пе-чорский ТПК (статья секретаря Коми обкома КПСС А. Ф. Сютки-на, очерки Ю. Калещука, В. Кунина) дополнена материалами из Яд-ринского района Чувашии (статья секретаря Чувашского обкома КПСС А. П. Петрова); не слабеет и таджикская тема (статьи первого секретаря Горно-Бадахшанского обкома КП Таджикистана А. И. Бабаева и Б. Холопова).

Заметнейшие материалы года; «Поле без плуга», очерки Федора Моргуна, первого секретаря Полтавского обкома КП Украины; «Дорога на Север» Э. Белтова, «Новое дело» А. Радова и, наконец,— имевшая сильнейший резонанс в читательских и хозяйственных кругах работа В. Селюнина «Нерв экономики» (о железных дорогах: «По каждому километру пути мы перевозим в шесть с лишним раз больше грузов, чем американцы... Насколько оправданны астрономические цифры перевозок?» —Сост.) Натакого рода материалах подготавливалась Перестройка...

В критике отметим «круглый стол» «Казахская проза сегодня», статьи И. Дедкова, М. Стрельбицкого, Л. Теракопяна; в разделе «Художественный перевод: проблемы и суждения»—две полемики: В. Леонович — П. Мовчан на тему «Надо ли переводить с древнерусского?» и Т, Сумманен — Р. Винонен на тему «Древний эпос в новом переводе» (на примере русских переводов «Калевалы»).

Еще около сотни рецензий в отделе «Библиографии»...

Тираж замер на 240 тысячах.

1982 год

Год шестидесятилетия Советского государства отмечен в журнале рядом целенаправленных публикаций, причем в разных жанрах. Это и «Хроника» Егора Яковлева «Зимой, шестьдесят лет назад. Рассказ в документах», и подборка стихов «В семье великой», где выступает много поэтов разных республик, и всесоюзная анкета критиков «Единая, многонациональная — опыт, задачи, критерии».., Однако даже с учетом юбилея в журнале ощущается некоторый перевес «рубрик» над материалом и текстов «организованных» над текстами «индивидуальными». В критике это анкеты и «круглые столы»: белорусские писатели А. Адамович, В. Быков, А. Жук, В. Козько и И. Шемякин отвечают на анкету «Что дает нам сегодня память о войне?»; в двух летних номерах журнал печатает ма- у териалы грандиозного «круглого стола» на тему «Литература и ду-ховный мир современника», состоявшегося в Ереване; в Ташкенте проходит «круглый стол» на тему «Гражданственность сегодняшней лирики»...

В отделе публицистики—тоже «круглый стол», в Полтаве: «Хлеб хлебу брат»— Продовольственная программа в действии. На ту же тему—беседа В. Можина и А, Стреляного. Еще из актуальных диалогов надо отметить беседу двух председателей Советов Министров, Белоруссии и Литвы: А; Аксенова и Р. Сонгайлы «Задача дня: комплексный подход».

Остротой в постановке народнохозяйственных проблемотличаются очерки Марка Кострова «Ратча», Эд. Белтова «Цена», Т. Смирновой «Запас прочности».

На широкого читателя рассчитана повесть Рены Шейко «Елена Образцова», напечатанная в разделе «Культура и искусство».

Богат в 1982 году раздел «Литературное наследство»: здесь опубликованы новые переводы из Нарекаци, из Якуба Коласа в Янки Купалы, главы из «Золотой розы» К. Паустовского.

Беспрецедентно «многолюден» раздел «Новые имена»; имен двенадцать; Ш. Аджинджал, Н. Александрова, С. Будаглы, С. Гырылова, В. Исраэлян, А. Круглов, Р. Мишвеладзе, В. Сирадехян, О.Тихомиров, И. Яресько, Ф. Яруллин...— впрочем, имен тринадцать, «чертова дюжина», потому что список венчают авторы романа «Шалфейная гораи братья Повилас и Пятрас Диргела.

В поэзии уменьшается количество ярких индивидуальныхциклов и увеличивается вес тематических подборок («Из югославской поэзии», «Стихи казахских поэтов»), а также дробно-сборных «Поэтических тетрадей». Надо отметить прощальные стихи Александра Орлова (сотрудника «Дружбы народов», умершего год назад) и Владимира Высоцкого, подборку песен которого еще раз представляет читателям Марина Влади, на сей раз вкупе с Андреем Вознесенским,

Особенностью прозаического раздела можно считать перевес рассказа над крупными жанрами. Дважды в 1982 году «Дружба народов» выпускает «номера рассказов» (в январе и в октябре); имена рассказчиков достаточно известны: А. Айвазян, Г. Бакланов, Я. Брыль, Г. Гулиа, Н. Думбадзе, О. Ипатова, Д. Каинчин, Р. Кутуй, В. Поволяев, Т. Пулатов, Г. Тютюнник, Г. Юшков; отметим также выступающих в этом жанре поэтов Ф. Алиеву, В. Белшевнц и драматурга Л. Петрушевскую, однако такой перевес малого жанра вряд ли говорит о его расцвете, а скорее об отсутствии таких крупных событий в прозе, которые сделали бы «жанровый вопрос» несущественным и не оставляли бы редакции соблазна для «жанрового щегольства» книгами рассказов два раза в год.

Крупная проза: романы «Колесом дорога» Виктора Козько; «...Где отчий дом» Александра Эбаноидзе, «Дашрабат — крепость моя» Тиркиша Джумагельдиева. Еще три романа: «Императорский безумец» Яана Кросса, «Две связки писем» Юрия Давыдова и продолжавшийся роман Сергея Залыгина «После бури», пожалуй, самые яркие в контексте года,— погружают нас в историю...

Современная же тема трактуется в повестях. Опубликовано: «Станция переливания крови» С. Ахмедова, «И тут мы расстанемся с ними...» Р. Киреева, «Ташкент» Г. Матевосяна, «Полтора квадратных метра» Б. Можаева, «Хваткий мой» М. Мураталиева, «Ключ от райских ворот» А. Тагана... При всем мастерстве авторов (и переводчиков, среди которых блистают Анаит Баяндур, Зураб Ахвле-диани, Ольга Самма), все-таки в общем потенциале прозы ощущается некоторый спад, и этот спад, видимо, связан с состоянием литературы в целом.

Тираж по-прежнему застыл на отметке около четверти миллиона.

1983 год

По обилию рубрик и подрубрик «Дружба народов» 1983 года напоминает «Дружбу народов» 1963-го.Стихи, помимо традицинных «Поэтических тетрадей», собраны в «перекликающуюся» шеренгу под названием «И песня общая звучит». Среди авторских подборок, пестроватых по уровню (Б. Окуджава, О. Шестинский, Ш. Нишнианидзе, А. Алдан-Семенов, С. Мамур, А. Сийг, Ю. Гордиенко, Ф. Мехти, М. Тимофеев, Н. Тряпкин, Д. Самойлов, К. Ван-шенкин, И. Драч, И. Абашидзе, В. Костров, В. Леонович), можно заметить три поэмы: «Большой театр» А. Ковалева, «Поэма о молоке» И, Зиедониса и фрагменты из поэмы А, Арипова «Авиценна и смерть», однако это последнее, третье за короткий срок, появление великого Ибн-Сины в качестве героя поэм говорит, с одной стороны, о том, что журнал идет как бы «на поводу» у авторов, а с другой, что сама поэзия несколько пробуксовывает и уходит от живых проблем современности.

Подрубрики и рубрики отдела очерка и публицистики; «Время и люди», «Актуальные диалоги», «Упрочение мира—путеводная звезда в завтрашний день», «Борьба за мир — призвание и долг писателя», «Взаимопонимание культур — веление времени», «Во имя мира»... Под этими лозунгами печатаются материалы нескольких «круглых столов», среди которых видное место занимают и встречи международные (здесь выступают гости из НРБ и ПНР, с Кубы и Кипра, ГДР, СРР, ЧССР, ВНР, ДРА, Франции, Греции, Финляндии...). В отделе критики это также встреча в редакции, посвященная «вопросу вопросов литературы» — проблеме положительного героя, обсуждаемой в связи с постановлением ЦК КПСС «О творческих связях литературно-художественных журналов с практикой коммунистического строительства».

Практике посвящены актуальные материалы А. Стреляного и Г. Лисичкина, А. Пумпянского и Э. Генри, актуальный диалог голландского журналиста У. Олтманса и академика Г. А. Арбатова «Разрядка: трудности и перспективы». В сфере «Культуры и искусства» надо отметить очерк Б. Свежевой «Это в Нукусе» •— о культурном облике города. Впервые журнал обращается к такому виду искусства, как художественная фотография (очерк Л. Аннинского «Да ведь это литовская школа!»). В «Литературном наследстве» — стихи Максима Богдановича, стихи Николая Глазкова... Интересны письма Максимилиана Волошина к В. В. Вересаеву... Под рубрикой «Художественный перевод: проблемы и суждения» опубликована полемика Е. Шатохиной и Л. Беринского о новых переводах из Эминеску, а также третий форум переводчиков «ДН»:

стихи Расула Гамзатова и статья Казбека Султанова с анализом десятка переводческих версий.

Рубрики живут, подрубрики множатся. И опять ощущается «недовес» новых, новаторских материалов.

: Какова картина в прозе? Рассказы Г. Бакланова, С. Воронина, Р. Кутуя, Ф. Мухаммадиева, Л. Уваровой, Г. Чохели. Повести В. Дрозда («Шапка Сластиона»), О. Ждана («Зинаида Неглядо-ва»), М. Ибрагимбекова («История с благополучным концом»), В. Кондратьева («Встречи на Сретенке»)... Романы Саввы Дангулова («Государева почта»), Пиримкула Кадырова («Алмазный пояс»), Булата Окуджавы («Свидание с Бонапартом»), Юрия Покальчука («Сейчас и всегда»), Миколаса Слуцкиса («Поездка в горы и обратно»)...

Очень своеобразна повесть доктора Бориса Шубина «Скорбный лист» — история болезни и смерти А. С. Пушкина с точки зрения медицины... Чтение на все вкусы, в том числе и рассчитанное на самого массового читателя. А тираж начинает падать. Он падает до 190 тысяч, потом до 160 тысяч и на этой цифре задерживается.

Этой перемене можно дать вполне технологическое объяснение: впервые подписка на журнал и подписка на книжное приложение к журналу, ранее неразрывные, стали автономными. Можно предположить, что 80 тысяч подписчиков, оставившие журнал, сохранились в качестве читателей книг, издаваемых теми же сотрудниками редакции на базе печатавшихся в журнале текстов. Можно также утешиться тем, что 160 тысяч тиража (отметка, пройденная журналом в середине 70-х годов, но вкупе с приложением) теперь составляет чистую читательскую базу собственно журнала, и это не так мало. Это вполне прилично даже в ряду первых журналов: «ДН» идет почти вровень с «Октябрем» и «Знаменем» (175 и 170 тысяч), отставая несущественно от «Нашего современника» (220 тысяч) и некатастрофически от «Нового мира» (360 тысяч).

И все-таки ощущение застоя и «привычности», накопленное в разных «отделах и жанрах», заставляет признать это тиражное торможение—по большому счету—закономерным. Этот кризис непохож на кризис начала 60-х годов, когда журнал упал до уровня альманаха. Тогда это было следствием недостатка сил: нужно было силы накопить, нужно было опереться на опытные литературы и как бы выравнять по ним остальные, нужно было и в русской литературе найти соответствующие ресурсы. Теперь ситуация принципиально иная. Литературные силы во всех республиках огромны, тонус высокий, напор материала непрерывен.

Показательно, что именно в 1983 году, весной, печатается в «ДН» повесть Василя Быкова «Знак беды»: вещь, пронзившая всю литературу, новая по уровню мысли и чувства, вещь, в которой военная тема перекрещивается с темой крестьянской, а несчастья военной поры сопрягаются с проблемами и бедами 30-х годов, 20-х... Эта огромной силы повесть свидетельствует о том, что литература наша, многонациональная и зрелая, полна сил и имеет смелость думать дальше, глубже...

1984 год

Поб рубрикой «Звено особого назначения»—очерк Евг. Будинаса «Путешествие с Оппонентом»: «...И снова разговор заходит о предприимчивости. Об инициативе и самостоятельности. Об умении найти выход там, где его, казалось бы, нет. Только теперь говорим мы уже на другом, на новом, не на председательском или директорском, а на районном уровне...»

Под рубрикой «Актуальные диалоги» — беседа председателя правления Союза писателей Чувашии А. В. Емельянова с секретарем Чувашского обкома партии А, М. Леонтьевым, тема; «Кадры».

Под рубрикой «В Ядринском районе Чувашской АССР» — очерк А. Никитина «Хмель».

Под рубрикой «От Нурека к Рогуну» — очерк В. Грудского «Байпазинская ступень. Рабочая хроника одной стройплощадки».

Под рубрикой «Экспедиция «ДН»: Тимано-Печорский ТПК»:

Очерк Эд. Белтова «Форпост».

Под рубрикой «Глобус «ДН» — статьи Эрнста Генри, Тимура Гайдара, А. Пумпянского, Мэлора Стуруа: контрпропаганда и международные проблемы.

Встречи, анкеты, «круглые столы» критиков: встреча с вьетнамскими писателями, встреча с писателями ГДР, анкета «Орбиты единения»: критики из разных республик рассказывают о наиболее интересном и значительном, что, на их -взгляд, есть в литературах социалистического лагеря.

Под рубрикой «Новые имена» — четыре дебюта (А. Еременко, Т. Малик, А. Парщиков, Р. Тагиев) и еще один дебют — под рубрикой «Представляем поэта» (В. Викторов).

Под рубрикой «Когда я на мир смотрю» — стихи поэтов из стран социалистического лагеря. Подборка «Из новой болгарской поэзии». Д. Кугультинов, поэма «Град и Венеции»; Ю. Марцинкявичюс, поэма «Мажвидас»; А. Имерманис, «Парижский монолог Рильке»; В. Боков, «Даль прекрасная манит дорога!»;3. Палванова, «Пульс Вселенной осязали тут...»

Под рубрикой «Художественный перевод: проблемы и суждения» — анкета болгарского критика Л. Любенова среди поэтов-переводчиков социалистических стран: «Взаимоузнавание, взаимодействие, взаимосближение».

Проза. Рассказы Л. Арабей, А. Димарова, Я. Кросса, Р. Кутуя, Ю. Нагибина, Я. Сипакова... Повести А. Айлисли, И. Бодренкова, О. Бокеева, А. Борина, А. Жукова, Д. Каинчина, Д. Кешели, Д. Кон-стантиновского, С. Пайчадзе, В. Петросяна, А. Рогова, В. Шевчука.

Романы: «Пристань» Джумы Ахубы; «Как ты ко мне добра» Аллы Калининой; «Без всяких полномочий» Бориса Мегрели;

«Пресс-центр» Юлиана Семенова; «Мемуары молодого человека» Зигмунда Скуиня; «Железный театр» ОтараЧиладзе.

Легко увидеть, что наиболее весомым литературным явлением года является роман Отара Чиладзе, вряд ли, однако, легкий для массового чтения, между тем как русская проза (Ю. Семенов, А. Калинина, Б. Мегрели: политический детектив, роман нравов, уголовный детектив) нацелена как раз на самого широкого, массового читателя. При упавшем тираже журнала (а тираж по-прежнему не поднимается) этот прицел кажется лишенным должного упреждения, если иметь в виду не баллистику, конечно, а глубинные процессы, назревающие в обществе, и ценности, создаваемые в литературе.

ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ С. А. БАРУЗДИНА НА «КРУГЛОМ СТОЛЕ» В БУДАПЕШТЕ В АВГУСТЕ 1985 г. (окончание);

«...получился диалог. Белорусская военная проза, эстонский аналитический роман, литовское психологическое письмо, грузинский роман-миф... При этом русская литература остается центром нашего многонационального целого». («ДН», 1985, № 12, с. 264).

Оглядываясь на прошедшее десятилетие, можно, конечно, и дальше перечислять голоса, ведущие диалог. Это и казахский эпический роман, и молдавская философская повесть-притча, и украинская романтическая повесть (включая и ее коррелят: повесть юмористическую), и «новая проза» Азербайджана, сочетающая «европейскую четкость» с восточной сказочностью и эмоциональностью, я армянская повесть с ее уникальным взаимодействием двух чувств: чувства древности земли, на которой живут люди, и чувства динамики и перемен современного человечества,— все эти и многие другие литературные ценности, возникшие в разных концах советской литературы и существенно обогатившие за десятилетие нашу духовную жизнь, так или иначе прошли через страницы журнала «Дружба народов». История журнала только потому оказалась богатой и полной драматизма, что она вместила богатство и драматизм шагнувших вперед литератур. Включая, конечно, и литературу русскую; достаточно назвать три имени: К. Симонов, С. Залыгин, Ю. Трифонов, чтобы почувствовать пульс большой русской, литературы на страницах многонационального журнала.

За это десятилетие высказались в журнале а все яркие национальные школы советской поэзии.

Отдел очерка и публицистики работал на главных, направлениях, здесь продумывались фундаментальные и животрепещущие проблемы жизни; нурекская эпопея дала журналу бесценный опыт, опыт, нужный для новых дел, для решения новых проблем, закономерно вставших и в самой жизни, и в литературе.

Часть VI. ЭПОХА ПЕРЕСТРОЙКИ (1985, 1986, 1987, 1988...)

Журнал меняет внешний вид. Сохраняя на обложке традиционную эмблему работы Ст. Красаускаса (древо в ладонях), «Дружба народов» принимает более динамичную графику, близкую к международным «стандартам»: марки разделов, идущие «лейтмотивами», компактность верстки.

Состав редакционной коллегии, вынесенный по новому макету на титул, к середине десятилетия такой; главный редактор С. Баруздин, первый заместитель Л. Теракопян, заместитель А. Руден-ко-Десняк, ответственный секретарь И. Захорошко. Редколлегия;

А, Алимжанов, Л. Аннинский (художественный перевод), А. Бучис, В. Быков, Нат. Иванова (поэзия), Н. Игрунова (критика и библиография), Ю. Калещук (очерк и публицистика), Н. Карцев (проза), А. Кешоков, Ю. Киршин, Г. Корабельников, Г. Ломидзе, Е. Мовчан (приложения), Р. Мустафин, Л. Новиченко, А, Овчаренко, Б. Панкин, В. Петросян, Ю. Суровцев, К. Щербаков (культура и искусство, с 1986 года этот раздел ведет Б. Холопов), К.Яшен.

1985 год

Сорокалетие Великой Победы окрашивает публикации журнала в торжественные и скорбные тона. «Сорок писем с войны», от людей, которых уже нет в живых... «Песни узников фашизма» — людей, сгинувших в гетто, в лагерях уничтожения... Документы о капитуляции гитлеровского рейха в 1945 году... Форум переводчиков:

«Ласточки» Максима Танка... Выступления советских писателей по радио сорок лет назад: Константин Федин и Микола Бажан, Константин Паустовский и Анна Караваева, Лев Кассиль, Федор Гладков, Мариэтта Шагинян, Максим Рыльский, Ольга Берггольц…

Повесть Владимира Тендрякова «День, вытеснивший жизнь», Писатель, солдатом прошедший всю войну, никогда не опубликовал о войне ни строчки; между тем до самой смерти он работал над повестью о войне, это знали только самые близкие люди; теперь эта повесть пришла на страницы журнала из архива писателя.

Из архива же поднята повесть Константина Симонова «Софья Леонидовна». И «Рабочие записи» Юрия Трифонова.

Однако тексты, словно воскрешающие ушедших, воспринимаются не только как дань памяти, связанной с войной, но шире: как необходимость вообще оглянуться на прошлое, чтобы лучше донять настоящее: сказать о прошлом то, что еще недавно невозможно было сказать, вспомнить тех, кого не вспоминали, или договорить о тех, о ком недоговорено. Это и очерк Н. Крымовой о В. Высоцком. И диалоги А. Руденко-Десняка с Нодаром Думбадзе, записанные незадолго до смерти писателя. Это цикл эссе Гурама Асатиани, оставшийся в его бумагах. Это работа Б. Панкина «Ушедшие и живые». Это воспоминания А. Андриевского «Мои ночные беседы с Хлебниковым»: о том, как когда-то, в 1919 году, в Харькове, молоденький инструктор политотдела 14-й армии встречался с поэтом, укрывшимся в сумасшедшем доме от деникинской мобилизации... История вдруг ощутилась как близкая, необходимая, дающая ответы.

Некоторые материалы в прозе можно было бы назвать традиционными для «ДН»: повести П. Краснова, Н. Лугинова, Ф. Мухаммадиева, Е. Ржевской, романы С. Залыгина (продолжающиеся части романа «После бури»), «Автопортрет по воображению» В. Яворив-ского, «Свои и чужие» Ивана Шамякина, «Враг твоих врагов» Аль-гимантаса Бучиса, «Осоковая низина» Хария Гулбиса и даже «Аукцион» Юлиана Семенова, идущий как бы в продолжение уже опубликованных политических романов этого писателя. Но нетрадиционным для «ДН» представляется роман Игоря Волгина «Последний год Достоевского», построенный на архивных и малоизвестных материалах: роман, в котором ощущается желание понять историю целостно, без «белых пятен», без умолчаний, не обходя драматизма и не спрямляя ее задним числом. Перекликаясь с романами Ю. Давыдова, художественное исследование И. Волгина становится как бы знаком нового подхода к истории; история воспринимается как точка опоры для начинающихся в современности перемен.

Перемены эти «висят в воздухе»; о том свидетельствуют, как это и должно быть, очерки; крупнейшие из них: «Удар кирки» И. Зайонца, «...И все-таки» И. Зиедониса, «Бумажное дело» А. Нежного.

В апреле журнал публикует материалы большого «круглого стола», проведенного «Дружбой народов» в Бресте; участвуют председатели колхозов и партийные работники разных республик, сотрудники госпланов и агропромов, ученые, работающие над проблемами земледелия, два очеркиста: Юрий Черниченко и Анатолий Стреляный, Материал называется «Время действовать». Он идет под новой рубрикой; «Навстречу XXVII съезду КПСС». Рубрика делается постоянной; в течение года здесь высказываются партийные работники; первый секретарь Клайпедского райкома КП Литвы Ч. Шлижюс, первый секретарь Полтавского обкома КП Украины ф. Моргун, первый секретарь Краснопресненского райкома Москвы Ф. Козырев-Даль, первый секретарь Томского обкома КПСС А. Мельников, секретарь Коми обкома КПСС Ю. Спиридонов.

Но, как и должно быть в литературе, остро и ярко тонус наступающего времени почувствовала поэзия. Стихи появились в октябре, но именно они выразили то общее настроение, которое связано с «Весной 1985 года». Отар Чиладзе, из цикла «Времена года» (перевод Н. Соколовской).

Но вот и солнце улыбнулось нам.
И что-то стало с воздухом и с нами.
Вздох облегченья пролетел, как сани,
по улицам, проселкам и мостам.
Оттаивали души и умы,
и снежная оттаивала глыба.
И город тихо всплыл со дна зимы,
Как солнцем растревоженная рыба.

1986 год

«...Умная машина, сбереженная пядь пашни, добрый и яркий человек —разве это не стоит самой дальней поездки?..» — так кончается очерк Юрия Черниченко «Работающий американец», ярчайший публицистический материал года. Публицистика начинает лидировать.

А. Абшилава посвящает свое исследование «Потийскому эксперименту». Продолжается «Экспедиция «ДН» в Тимано-Печорский территориально-промышленный комплекс: журнал публикует статью первого секретаря Воркутинского горкома КПСС В. Г. Курских; в Пярну проходит «круглый стол», посвященный проблемам руководства народным хозяйством; участвуют председатели колхозов, ученые, публицисты; материалы дискуссии, опубликованные под заголовком «Ответственность», продолжают линию, начатую «круглым столом» «ДН» в Полтаве в 1982 году и продолженную в Бресте в 1985-м; разным аспектам и путям перестройки посвящены также статьи В. Бараева, Э. Белтова, Е. Богданова, В. Выжутовича, А. Григо, С. Калласа, С. Кашаускаса, В. Князюка, О. Лациса, И. Прокопьева, А. Стреляного, В. Христофорова, Э. Черепаховой, Ю. Черниченко.

Усиливается интерес журнала к проблемам театра и особенно кинематографа, где происходят наиболее драматичные события перестройки; в отделе «Культура и искусство» опубликованы статьи Ч. Амирэджиби «Внимание: человеческий фактор!»; В. Демина «Изменения на карте звезд»; М. Захарова «Контакты на разных уровнях»; А. Платова «Несколько послесловий к дождю»; Е. Стишовой «Правда или легенда?»; М. ШвыдДкого «Злоба дня и вдохновение поэта»; беседа К. Щербакова и О. Табакова «Рубежи и надежды»...

Под знаком новых тенденций отделы критики и художественного перевода проводят анкеты к съезду писателей СССР. Критики А. Бучис, Ч. Айтматов, М. Стрельцов объединяют свои ответы под «шапкой»; «Тоска по гармонии, или Бунт во имя справедливости». Переводоведы Г. Бельгер, Г. Маргвелашвили, М. Новикова, Н. Гончар, А. Хузангай, Г. Салямов, К. Шерман отвечают на три вопроса; » «Новые проблемы. Новые работы. Новые имена».

В связи с общей перестройкой все усиливается стремление вернуть культуре недооцененные имена, полузабытые ценности, осветить темы, вчера еще едва ли не запретные. В этом ряду стоит, например, посвященный вроде бы частному вопросу материал Е. Друца и А. Гесслера «Цыганские хоры в России»: он читается не просто как глава из истории российской культуры, но как глава, возвращенная теперь в ее историю.

В таком контексте закономерен усилившийся интерес к «Литературному наследству»; в 1986 году «ДН» публикует под этой рубрикой вещи ярчайшие: поэму Миколы Бажана «Дебора», стихи Николая Гумилева, стихи Константина Левина (впервые ставящие в ряд читаемых авторов сильного, но неизвестного. доселе поэта Великой Отечественной войны). Эти публикации, в сущности, и составляют главные события в отделе поэзии,— притом, что и по Новым публикациям год не назовешь слабым; Б. Ахмадулина, П. Бо. цу, М. Винграновский, В. Высоцкий, Р. Давоян, А. Каландадзе, К. Ковальджи, Ю. Кузнецов, А. Кушнер, Ю. Марцинкявичюс, П. Мовчан; Э. Нийт, Ш. Нишнианидзе, Г. Поженян, Л. Промет, Д. Самойлов, Б. Харанаули, М. Чайлайс, О. Чухонцев, Ю. Шесталов, И. Шкляревский, Т, Щербина, Г. Юшков,..

Одной из заметных публикаций прозы надо признать опять-таки извлеченную из архива повесть Владимира Тендрякова «Чистые воды Китежа». И его же рассказ «День седьмой»,

Главные же события года — повести «Карьер» Василя Быкова. и «Помилование» Мустая Карима... Вообще год далеко не бедный; здесь романы: «Каменный ключ» Сулеймана Велиева, «Побег» Тиркиша Джумагельдиева, «Четвертое измерение» Р. Иванычука, «Охота в заповеднике» В, Мартинкуса, «Рубеж» Ю. Мушкетика, «Древо света» М. Слуцкиса, повести М. Бахти, Т, Зульфикарова, М. Мухтара... Но заметно, что русская проза как бы несколько «отстает» в соревновании: повести А, и Г. Вайнеров, В. Лакшина, Юл, Семенова, романы С. Сартакова «Вечная песнь — колыбельная» и С. Дангулова «Братина» и даже искусный роман Ю. Давыдова «Каржавин Федор, волонтер свободы», посвященный колоритнейшей .фигуре русской истории... но истории,—так или иначе все это проза уже привычная: на фоне оживившейся, обострившейся, схватившей воздуха гласности литературной жизни все более ощути мым становится ожидание событий действительно новой, большой прозы.

1987 год

И событие происходит: с апреля начинается публикация романа Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». Из авторской аннотации:

«Время действия романа—1934 год. Год сложный, как сложны были тридцатые годы, годы великих свершений и щемящих сердце потерь, невиданного энтузиазма и больших трагедий, годы, подготовившие нашу победу в Великой Отечественной войне и многие ее непоправимые жертвы. Стремление отразить время во всем его многообразии раздвинуло рамки романа от арбатских переулков до Кавказа, Урала и Сибири ....от рабочих и студентов до высших руководителей государства... Я писал этот роман много лет,—итожит А. Рыбаков.— Первая его часть была анонсирована в 1966 году. Я уходил к другим вещам, но возвращался к «Детям Арбата»... Это моя главная книга...»

Вместе с напечатанными в других журналах «Белыми одеждами» Вл, Дудинцева, «Новым назначением» А. Бека, «Зубром» Д. Гранина, «Тучкой золотой» ан. Приставкина — произведениями, которые смогли появиться только в эпоху перестройки, роман А. Рыбакова определяет новую ситуацию в литературе. И, естественно, создает как бы новую точку отсчета и в опубликовавшем его журнале.

Проза 1987 года в журнале «Дружба народов» — это проза эпохи гласности. Ключевые публикации года — роман Виктора Козько «Хроника детдомовского сада», роман Юрия Трифонова «Исчезновение», роман Владимира Яворивского «Мария с полынью в конце столетья»: тяжкие будни послевоенного сиротства, трагические расставания 1937 года, горькое отрезвление Чернобыля... Рядом—повести Акрама Айлисли, Оралхана Бокеева, Ромуальдаса Гранаускаса, Рустама Ибрагимбекова, Василя Быкова, Гранта Матевосяна, Мориса Симашко, Натана Эйдельмана. Рядом — роман «Трижды Величайший...» Николая Евдокимова, главы из романа Леонида Лиходее-ва «Сначала было слово», роман Владимира Бээкмана «Нарвский водопад», «Из записных книжек» Юрия Нагибина, «Местами— кратковременные дожди» Аурелиу Бусуйока.

Легко заметить, что актуальные проблемы современности сочетаются в прозе года с интересом к ключевым драмам давнего и недавнего исторического прошлого. Для всей советской литературы 1987 год явился годом памяти,—когда из «запасников» литературы извлекались ценности, забитые туда по страху или неведению, а теперь прочитываемые жадными и свежими глазами. «Дружба народов» не исключение: раздел публикаций в 1987 году—один из самых ярких. Здесь вторая книга романа Василия Шукшина «Любавины», пьеса Михаила Булгакова «Багровый остров», поэма Семена Гудзенко «Землепроходцы», стихи Вячеслава Иванова, Николая Клюева, Осина Мандельштама, Владимира Набокова, Владислава Ходасевича, Константина Симонова, «Записные книжки» Анатолия Аграновского, переписка Райнера — Марии Рильке, Марины Цветаевой и Бориса Пастернака в 1926 году.

Поэзия представлена именами Беллы Ахмадулиной, Рыгора Бо-родулина, Константина Ваншенкина, Эркина Вахидова, Расула Гамзатова, Ивана Драча, Юлии Друниной, Николае Есиненку, Владимира Корнилова, Александра Кушнера, Семена Липкина, Маро Мар-карян, Александра Межирова, Давида Самойлова, Олега Чухонцева, Варлама Шаламова, Мишши Юхмы... И опять — подборки живых поэтов соседствуют с публикациями поэтов ушедших, рядом с Та-риэлом Чантурия стоят Лахути и Даниил Хармс, а стихи Бориса Слуцкого, извлеченные из его бумаг, воспринимаются как только что написанные, подожженные памятью недавних драм:

Строго было,
но с нами иначе нельзя.
Был порядок,
но с нами нельзя беэ порядка.
Потому что такая уж наша стезя,
Не играть же нам с горькою правдою в прятки.
С вами тоже иначе нельзя. И когда
счет двойной бухгалтерии господа бога
переменит значения: счастье — беда,—
будет так же и с вами поступлено строго.

Строгий расчет с ошибками прошлого, жесткий самоанализ, отрезвление гласностью — вот лейтмотив лучших публикаций и по отделу очерка и публицистики: здесь «Остывающая зола» Юрия Калещука, беседа Сергея Баруздина с Федором Моргуном «Хлеб, Земля. Судьба», «круглый стол» в Тбилиси: «Что в агропроме?» „. Отметим также острые и нестандартные публикации в рубрике «Культура и искусство»: беседу Павла Сиркеса с кинорежиссером Вадимом Абдрашитовым, статью В, Божовича «Исцеление» — о фильме Т. Абуладзе «Покаяние», беседу Бронислава Холопова с Вазгеном Первым, Католикосом всех армян. Под тем же знаком дискуссионности, свободного обмена мнениями — публикации отдела критики. Здесь наиболее заметны: анкета «ДН» «Проблемы жанра и проблемы жизни» (Ч. Амирэджиби, Т. Джумагельдыев, И. Зо-дотусский, Р. Мустафин, В. Курбатов, В. Санги, К. Султанов, М. Траат, А. Хузангай...). Беседа А. Анастасьева с Чингизом Айтматоым, статьи Натальи Ивановой, Кнута Скуениекса, Екатерины Стариковой...

К концу года становятся известны результаты первой безлимитной подписки. «Дружба народов» собирает на 1988 год 780 тысяч подписчиков, что означает рост более чем впятеро (в 1987 году тираж журнала— 150 тысяч). Для сравнения—три «сопредельных» издания. «Новый мир» переходит миллионный рубеж (1092 тысячи подписчиков — сравнительно с 495 тысячами тиража в 1987 году). «Знамя», соответственно,—500 тысяч вместо 250 тысяч—удвоение; «Октябрь» — рост со 150 до 215 тысяч. «Москва» — рост с 500 тыс. до 600 тыс. Цифры тиражей на 1988 год надо еще несколько увеличить за счет розницы, что, впрочем, сильно не изменит общей картины. Впечатляющий рост тиражей ведущих журналов в эпоху гласности — черта времени. Но и результат конкретних усилий. «Дружба народов» по-прежнему в первом ряду. По-прежнему — и по-новому; с увеличением читательского интереса возрастает не только популярность издания, но и ответственность издателей. Можно считать, что пятикратный рост подписки — не только подарок читателей к пятидесятилетию журнала, но и предъявление новых требований ему. 1988 год

Один к одному идут тексты, появление которых было немыслимо до эпохи перестройки. Они не просто включаются в число прочих, но определяют лицо журнала. Количество перешло в качество... Вот только те публикации, которые либо не могли бы, либо реально не смогли быть напечатанными в прежние времена.

«Дублер» — глава о Сталине из романа Алеся Адамовича «Каратели», не прошедшая в печать при первой публикации в «ДН». «Вагон» — роман из архива Василия Ажаева. Повесть Сергея Антонова «Овраги». Начало повести Леонида Лиходеева о Николае Бу-карине — «Поле брани, на котором не было раненых». Роман Владимира Набокова «Другие берега». Роман Анатолия Рыбакова «Тридцать пятый и другие годы»— продолжение «Детей Арбата». Роман «Чевенгур» Андрея Платонова. «Повесть о санаторной зоне» Миколы Хвылевого. «Маленькие портреты» Виктора Некрасова (об Анне Ахматовой, Александре Твардовском, Максимилиане Волошине),

Поэзия; Геннадий Айги, Иосиф Бродский, Юлий Даниэль, Инна Лиснянская, Серго Ломинадзе, Булат Окуджава, Борис Чичибабин... Стихи из архива Максимилиана Волошина, из архива Бориса Слуцкого, Кайсына Кулиева, Константина Левина, Михаила Семенко, Ярослава Смелякова, Чулпана...

Переписка Бориса Пастернака и Ольги фрейденберг. Письма и документы Михаила Зощенко времен его изгнанияиз литературы тексты, немыслимые в печати до 1985 года...

Как немыслимы ранее «Письмо «исторического оптимиста» Эрнста Генри, очерк Г, Иссерсона «Судьба полководца» — о маршале Тухачевском, воспоминания Якова Рапопорта «О «деле врачей», Ьчерк Анатолия Стреляного о Н. С. Хрущеве «Последний романтик», «Люди и вещи» Геннадия Лисичкина, а также напечатанный в новой рубрике «Культура и личность» диалог Александра Нежного и Митрополита Ленинградского и Коломенского Алексия о роли христианства в русской культуре.

Отметим также подготовленный отделом критики «круглый стол» с участием С. Аверинцева, В. Быкова, И. Дедкова, Вяч. Иванова, А. Хузангая на тему «Нация. Язык. Литература», дискуссионные статьи О, Трубачева, В. Михайлова, М. Хинта и М. Рябчука, подготовившие этот спор.

Наконец, еще одна новая рубрика, продиктованная новымипроблемами: «Нация и мир». Она открывается статьей академика Д. Лихачева «Беден не тот, у кого мало, а тот, кому мало...» и продолжена статьями Л. Н. Гумилева «Этнос: мифы и реальность», А. Халима «Язык мой—Друг мой...», А. Празаускаса «Зачем мятутся народы?..» Венчается год по этой новой рубрике материалами большого совещания в редакции «ДН» на тему; «Национальный вопрос сегодня» и подборкой писем «Болевые точки», где впервые ставятся некоторые острые этнические проблемы, в частности о положении живущих в Казахстане так называемых «этнических немцев» — раньше пресса об этом тоже не писала.

1989 год

В марте исполняется пятьдесят лет «Дружбе народов». С выходом третьего номера на полку становится четыреста одиннадцатая книжка журнала. Плюс пятьдесят четыре книги альманаха. Итого — 465.

Две цифры. Одна круглая—50. Другая некруглая—465. Смысл «некрутлости» в том, что история продолжается. И потому эпилога нет.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Вместо эпилога пусть наши преемники 50 лет спустя продолжат эту хронику.

Приводим список сотрудников редакции на момент юбилея:

Сергей Баруздин (главный редактор), Леонид Теракопян (первый заместитель главного редактора), Александр Руденко-Десняк (заместитель главного редактора), Игорь Захорошко (ответственный секретарь), Нина Жильцова, Татьяна Матвеева (секретариат), Николай Карцев (заведующий отделом прозы), Наталья Воробьева, Татьяна Смолянская, Валерий Лысенко (сотрудники отдела прозы), Наталья Иванова (заведующая отделом поэзии), Владислав Залещук, Татьяна Бек (сотрудники отдела поэзии), Юрий Калещук (заведующий отделом очерка и публицистики), Эдуард Белтов. Татьяна Блинова, Тамара Смирнова (сотрудники отдела очерка и публицистики), Наталья Игрунова (заведующая отделом критики и библиографии), Александр Архангельский, Игорь Писарев, Елена Сеславина (сотрудники отдела критики и библиографии), Бронислав Холопов (заведующий отделом культуры и искусства), Лев Аннинский (редактор рубрики «Нация и мир»), Елена Мовчан (заведующая отделом приложений), Светлана Цыганова (заведующая корректорской), Николай Арсеньев, Ольга Барканова, Татьяна Сдвижкова (старшие корректоры), Серафима Ремених (заведующая бюро проверки), Николай Пшенепкий (художественный редактор), Анна Селиверстова (технический редактор), Елена Медведева и Эмилия Сергеева (машбюро), Лидия Алексеева (младший редактор), Наталья Таратун (заведующая редакцией).

Л.Аннинский

ДЕСЯТЬ ЛЕТ, КОТОРЫЕ РАСТРЯСЛИ МИР

"Дружба народов" 1989 - 1999.

1989. “Голуби слепы”

Напомню читателям то, что они могли забыть в свисте и грохоте обвальной эпохи: десять лет назад, как раз тогда, когда эта эпоха начиналась, журнал “Дружба народов” праздновал свое пятидесятилетие. В этой связи мне было дано редакционное поручение: составить “Хронику полувека”, каковая и появилась в юбилейных номерах журнала.

Я хочу эту хронику продолжить. Нам 60. Есть повод поразмыслить. “Остановиться, оглянуться…” Представить себе, что с нами произошло за эти десять лет. И даже, шукшинскими словами говоря, понять, “что с нами происходит”. Сегодня.

Но оглянемся.

Когда открываешь сегодня первый номер “Дружбы народов” за 1989 год, поражают уже не тексты, шагнувшие с журнальных страниц в золотой и прочие фонды родной словесности, – поражаешься цифирке, скромно задвинутой в уголок титульного листа. Тираж! 1100000 экземпляров. Даю сумму прописью: миллион сто тысяч. Перед этой цифрой сегодня столбенеешь как перед неразрешимой загадкой. И это был не сон, не чудесный всплеск везения. От номера к номеру цифра продолжает расти, добираясь к декабрю до 1135000. Прописью: миллион сто тридцать пять тысяч. Один прирост уложит в себя нынешнюю тиражную пачку три с половиной раза.

Конечно, миллион экземпляров - результат изрядной работы в определенной ситуации: дивиденд от тех литературных сенсаций, что сотрясали общество, начиная с 1986 года. Общее обновление хлынуло тогда в пролом, проделанный романами, которыми “выстрелили” все ведущие журналы. В “ДН” это были рыбаковские “Дети Арбата” (а в “Новом мире” - Пастернак с “Доктором Живаго”, “Архипелаг ГУЛАГ” Солженицына, а в “Октябре” – “Жизнь и судьба” Гроссмана, а в “Знамени” – владимовский “Верный Руслан”). Тиражи тогда баснословно подскочили у всех изданий. И тем не менее: одно дело, когда наращивают тираж такие традиционные левиафаны всесоюзной печати, как “Новый мир” (более, чем вдвое) или “Знамя” (почти вдвое), и другое дело, когда на миллионный уровень взлетает “Дружба народов” с традиционной узкой грядки, где пестуется многонациональное древо, называемое иногда в узких кругах “братской могилой”: тут-то рост тиража более, чем вчетверо!

Это добыто – в общей работе (обвал будет у каждого – свой). Доводя до читателя проклятьем заклейменные тексты, журнал в строю других флагманов “Перестройки” делал то же, что и другие: с помощью впервые осуществляющейся “Гласности” возвращал читателю воображаемую идеальную реальность, лечил душу, свихнувшуюся на ухабах конкретно-исторического пути.

Марк Алданов, “Ключ”. Борис Пильняк, “Красное дерево”. Александр Бек, “На другой день”. Нина Берберова, “Железная женщина”. Семен Липкин, “Декада”. Владимир Войнович, “Иванькиада”. Все невозможное вчера! Романы и повести звучат в одном регистре с мемуарами и документами: с лагерной исповедью Ольги Адамовой-Слиозберг, с дневниками Исаака Бабеля, с письмом Ивана Винниченко Сталину. Извлечены из архивов и письменных столов тексты Шаламова, Трифонова, Тендрякова, Булгакова, Луначарского, Гургена Маари… Праздник Гласности, воскрешение Павших, возвещение Правды.

Поэзия тоже стягивает времена, подтягивает пропущенное к сегодняшнему. “Из тех лет”… “Из разных лет”… Виктор Боков, Михаил Дудин, Имант Зиедонис, Фазиль Искандер, Анна Каландадзе, Владимир Корнилов, Виталий Коротич, Юрий Кублановский, Александр Кушнер, Инна Лиснянская, Нонна Слепакова, Геннадий Русаков, Николай Тряпкин, Борис Чичибабин, Олег Чухонцев… Последний озаглавливает подборку: “Общие стены”. На общий пир званы люди, в этих стенах неслыханные. Всеволод Некрасов, например… Молоденькая Инна Кабыш, как бы подыгрывая празднику единения, сигналит единомышленникам, что “налицо беспрецедентный пир, и мертвецов живые ублажают”. Алексей Дидуров подхватывает: “Нас было мало в той стране… на пир смотревших в стороне”. Теперь нас много. И пир общий.

Однако самые проницательные участники этой либерально-объединительной презентации силятся рассмотреть на стене роковые письмена. Иосиф Бродский перелагает с литовского на русский Томаса Венцлову:

Не воскресить гармонии и дара,
Поленьев треска, теплого угара
В том очаге, что время разжигало.
Но есть очаг вневременный, и та
Есть оптика, что преломляет судьбы
До совпаденья слова или сути,
До вечных форм, повторенных в сосуде,
На общие рассчитанном уста…

Оставь же землю. Время плыть без курса.
Крошится камень, ложь бормочет тускло.
Но, как свидетель выживший, искусство
Буравит взглядом снега круговерть.
Бредут в моря на ощупь устья снова.
Взрывает злак мощь ледяного крова.
И легкое, бессмысленное слово
Звучит вдали отчетливей, чем смерть…

Но и смерть звучит отчетливо, и так неожиданно близко, что слово не успевает очнуться. А стены уже валятся. Грохот павшей Берлинской стены отдается ревом толпы под стенами президентского дворца в Бухаресте. Либеральная печать не может найти тона, от замешательства впадает в глум: “Супруги Чаушеску жили счастливо и умерли в один день” (напечатано, слава богу, не в “ДН”). Войны гаснут – войны разгораются. Генерал Громов последним покидает афганский берег. В Тбилиси Кровавое воскресение…

Кровь на тбилисском асфальте уже прямо относится к компетенции многонационального интернационального органа. Но, кажется, легче депутату Собчаку расследовать действия генерала Родионова, чем журналу, полвека лелеющего дружбу народов, понять, как об этом писать. Ясно, что Грузия откалывается от России. и. Умом можно и понять происходящее, и представить себе, какая лавина грозит пойти с таких камешков. Но сердцем… Скорбные женщины в черном так прекрасны в контраст с солдатами, размахивающими лопатками, и Звияд Гамсахурдиа так романтичен в контраст с партработниками…

“Дружба народов” – единственный из журналов, который ходит в ту пору по краю минного поля, уже обозначенного воронками: Карабах, Сумгаит, Фергана. Как с этим справиться? Кто ведет людей стенка на стенку? Интеллигенция? Она ЭТОГО хотела? Как писать об ЭТОМ?

Мы не находили тона. Честно сказать, мы не находили себе места. Мы печатали тексты, которыми обменивались враждовавшие стороны (раздел “Болевые точки”; о, если бы эти сгустки ярости были только “текстами”). Мы учредили и расширили раздел “Нация и мир”. Мы собирали “Круглые столы”, за которые пытались усадить людей, вчера еще сидевших рядом на “пирах духа”…

“Роль интеллигенции в межнациональных конфликтах” – тема самого представительного в 1988 году форума. Это называлось: “Первая сессия Совета по межнациональным отношениям”. Будет ли Вторая? И сколько просуществует этот спешно созданный Совет? Но состав – состав мы обеспечили! Лев Гумилев, Тиркиш Джумагельдыев, Кнут Скуениекс, Олаф Утть, Диас Валеев, Роберт Вебер, Ибрагим Сафаров, Фуад Пепинов, Светлана Алиева, Вера Латышева, Айдер Куркчи, Гасан Гусейнов, Левон Мкртчян, Максуд Ибрагимбеков… В тот момент казалось, что главное –втянуть в диалог армянина и азербайджанца… Господи! Да они-то и сами бы рады. Но у каждого за спиной – бушующая родина. Попробуй в этом положении поговори.

А за сотрясающимися контурами Союза – затаившая свою боль Россия. То есть Российская Федерация. И вот вторым эшелоном за спинами первого выстраивает “Дружба народов” еще одну линию обороны, то есть еще один “Круглый стол” (это называлось: “Совещание”). Совещание на тему: “Что такое сегодня автономия”?” Рафаэль Мустафин, Алексей Гогуа, Ахияр Хакимов, Аркадий Айдак, Алексей Ермолаев, Фатима Урусбиева, Нальбий Куек, Нафи Джусойты… Север, Поволжье, Кавказ… (Интересно, где тем летом проводит отпуск генерал Советской армии Джохар Дудаев? Отдыхает в родной Чечне? Или продолжает служить? Где? Под Москвой? В Вильнюсе?).

…Жизнь восстает из устной скорлупы,
И в свалке туч над мачтою ковчега
Ширяет голубь в поисках ночлега,
Не отличая обжитого брега
От Арарата. Голуби слепы…

1990. “Нету обломков, и не на чем имя писать”

Тираж журнала в начале года – 800 тысяч. Попрежнему неслыханно высокий, если сравнивать с низинными временами “застоя”. Но если оглянуться на недавний миллион, - есть о чем задуматься. Журналы все еще нарасхват, и литература все еще в центре всеобщего внимания. Но стрелка роста уже остановилась. Застыла. Потом дрогнула и тихо поползла вниз. Очень тихо: к концу года тираж – семьсот сорок тысяч (739 – для скрупулезного счета). Потеряно в процентах вроде бы немного. Но все-таки треть миллиона, а потом полмиллиона читателей отошло – если принять тираж адекватным числу подписчиков. И это падение, вернее, пока что сползание – продолжается.

У других журналов – то же самое?

Не у всех. “Новый мир” подлетает еще выше. Наталья Иванова в недавней “Хронике остановленного времени” объясняет это так: “год Солженицына”, запретные тексты его возвращаются через “Новый мир”. Положим, это так. Хоть и стоят уже в проходах метро книгоноши с трехтомниками вермонтского изгнанника, и не обязательно читать его в “Новом мире”, но, допустим, действует инерция. Но то, что “Наш современник” тираж удвоил, это что, тоже “год Солженицына”? “Звезда” ленинградская – тоже удвоила, а “Нева” рядом с нею – упала, это как объяснить?

Я бы объяснил так: общее разрушение литературного града начинается с изоляции его бастионов. Начинает слабеть то, что раньше называлось валом интереса: отныне каждый журнал должен адресоваться к своей “страте” в читательской массе. Кто нашел, кто нет. “Новый мир” держится по колоссальной инерции, а вот усиление “Нашего современника” – фактор знаменательный, и он связан, я думаю, как раз с ослаблением того поля, в котором работает “Дружба народов”. Россия перестает “смотреть по сторонам” и начинает, как сказал бы канцлер Горчаков, “сосредотачиваться” на себе самой.

“Дружбу народов” всегда читали в столицах и республиканских городах. И вот здесь начинает ощущаться отток интереса. А за “Нашим современником” – средние и малые города России. И здесь ощущается усиление интереса: люди подсознательно чуют подступающий кризис многонационального Союза. Прежде, чем раздается первый громкий призыв спасать Россию, тысячи людей тихо переносят ожидающий взгляд на российское слово.

“Дружба народов” этой тревоги как бы не замечает. Не должна замечать. Журнал продолжает нестись вперед на парусах гласности и возвращать читателю недоданное запретное. Год Солженицына? Вот вам четыре его рассказа. Читанные-перечитанные в самиздате и других журналах, но – его! Вот вам главы из “Марта Семнадцатого”. Всего только главы, вырванные из целого. Но – его.

Вот вам новый Марк Алданов: роман “Истоки”. Вот “Мнимые величины” Н.Нарокова – парафразис из В.Набокова. Вот проза поэта Вл.Корнилова – повесть “Девочки и мальчики”. Все – из вчерашнего самиздата, из-под вчерашнего запрета. И оттуда же, из запасников спецхрана – “Вальдшнепы” М.Хвылевого и “Убиенная душа” Г.Робакидзе – национальные части возвращаемого всесоюзного наследия. Роман Аркадия Аверченко “Шутка мецената” работает на той же волне. И дневники Пришвина тоже. Кесонный эффект рукописей, извлекаемых со дна сундуков.

И все-таки некоторая притерпелость к сенсациям антисталинского толка начинает ощущаться. Главная публикация года – роман Анатолия Рыбакова “Страх” - несомненно, достойно завершает трилогию, начатую “Детьми Арбата”, но это уже именно завершение, не открытие.

Две прозаические вещи, опубликованные “Дружбой народов” в 1990 году, достойны были бы стать событиями литературного процесса… если бы таковой продолжался. “Жизнь Александра Зильбера” - острое еврейское жизнеописание, исполненное Юрием Карабчиевским, - проходит тенью его громогласно-разоблачительной работы о Маяковском. И – “Цинковые мальчики”, пронзительная исповедь Светланы Алексиевич о смертниках афганской войны – воспринята скорее как книга свидетельств, примыкающая к таким же исповедям женщин и детей войны Отечественной, чем как сопряженное с ХХ веком жанрообразующее открытие огромной важности, что станет ясно позже, после “Очарованных смертью” и “Чернобыльской молитвы”. Да, впрочем, и позже не будет уже того “литпроцесса”, в рамках которого это событие может и должно быть оценено.

Пока же “Дружба народов” продолжает собирать камни с привычного поля. Джума Ахуба. Йонас Микелинскас. Тимур Пулатов…

Из литературного наследия извлекаются славные имена, старые и новые. Марие Ундер. Василь Стус…

Ситуация учуяна поэтом:

…И в тайном архиве, его раскрывая тетрадь,
Вослед за стихами другу другу мы скажем негромко,
Что имя его мы должны написать на обломках,
Но нету обломков, и не на чем имя писать.

- Александр Городницкий (о Чаадаеве).

Рядом –Юрий Айхенвальд, Юлий Ким, Виктор Кривулин. Александр Кушнер, Инна Лиснянская, Ирина Ратушинская, Евгений Рейн, Нонна Слепакова. Москвичи, питерцы… Шестидесятники, уже подпираемые буйной сменой.

Две сенсационные поэтические публикации: Геннадий Айги и Дмитрий Пригов. Айги –истинный трепет души перед небытием: “И нет чего для ничего!.. и так горит себе-“прощай”, что даже мысли нет”. Пригов –глумление души над бытием, в котором может навести порядок только “Милицанер” - “Грудею нас заслонит”.

Увы. Не заслонит. “Потому что конкретные лица мы по сравненью с идеей Милиции”.

В этом сотрясающемся мире журнал “Дружба народов” все еще силится свести вместе народы через контакты конкретных лиц. Какое обилие диалогов! Таджикско-узбекский: М.Шукуров и Х.Измаилов. Диалог русско-украинский, вернее, московско-киевский: Александр Руденко-Десняк и Иван Драч. “Рух – обретение пути”. - “Естественно, парламентским путем? - спрашивает заместитель главного редактора журнала “Дружба народов”. – Естественно, - отвечает глава “Руха”. – С каким настроением руководители “Руха” идут на выборы? – Думаю, избиратели будут голосовать не столько за “Рух”, сколько против аппарата, у которого так много слов о перестройке и так много неосталинизма на практике…” – На прощанье киевлянин рассказывает московскому гостю притчу. Поэт приплыл на затерянный в океане остров и спросил у туземцев: “Есть у вас вождь?” – “Да”. – “Тогда я против”.

На том простились.

Что еще характерно для журнала в 1990 году – обилие переписки. Читательская почта – чуть не в каждом номере. С комментариями членов редколлегии. Хочется удержать читателей…

И по какому-то запредельному чутью – хочется удержать Россию в центре внимания, хотя никто вроде бы ей еще не угрожает. Очередная Сессия Совета по межнациональным отношениям: “Русская культура на перекрестке мнений”. Высказываются: Л.Таракопян, М.Гаспаров, Д.Валеев, Т.Джумагельдыев, Г.Сафиева, М.Дудин, И.Дедкеов, Д.Балашов, Л.Гумилев, В.Гусев, М.Новикова, И.Виноградов, Л.Аннинский, Дм.Урнов, Р.Рзаев, А.Баяндур, К.Скуениекс, Г.Гусейнов, Б.Холопов, М.Рябчук, Н.Иванова, Ю.Калещук, Л.Мкртчян, С.Баруздин.

Последний в роли главного редактора должен подвести итог, но не находит сил. Вместо “итога” - исповедь:

- Интеллигенты забыли о своем предназначении… Иные озлобились… Озлобился, к сожалению, и русский человек, что не было свойственно его натуре…

Тем временем Виктор Ерофеев в “Литературной газете” объявляет “Поминки по советской литературе”. Начинается пляс на похоронах.

Многотысячный митинг бушует в центре Москвы, в ста шагах от Кремля, на Манежной площади, - там, где позже выкопают торговый центр и пруд для зверушек, вылепленных Зурабом Церетели.

Цензура отменена.

Горбачев становится Президентом СССР, Ельцин – Председателем парламента России. “У вас есть вождь, - Два!”

Убит священник и философ Александр Мень.

В декабре – Съезд народных депутатов СССР. Шеварднадзе подает в отставку. У Рыжкова инфаркт. До штурма телецентра в Вильнюсе считанные дни. Это будет уже в 1991.

1991. “Единая братская яма”

Ниже я открою, из чьей поэтической груди вырвалось это определение, а пока расскажу, насколько все это было неожиданно.

Как у Чехова: люди пьют чай, а в это время неслышно рушатся миры.

Впрочем, пили мы не чай, а пьянящее вино словесности, со складов, разбитых в недавнем бунте.

1991 год – если судить по публикуемым текстам,- совершенное продолжение 1990-го. Символично, что роман Марка Алданова “Истоки”, начатый в 1990-м, продолжается в 1991-м. Ширится фронт “возвращаемой литературы”: истоки, предтечи; множатся последователи, сближаются континенты. Берберова, Горенштейн, Милославский (не романы – рассказы: романы уже усвоены). Алешковский-старший с “Синеньким скромным платочком” – не самое вызывающее произведение Юза, но все-таки сенсация. А рядом – младший Алешковский, Петр: новое поколение, новая проза. “Дикий лес” А.Бородыни. “Таласс-Таласс” О.Клинга. “Стаканчики граненые” и другие рассказы скандального русского американца Льва Наврозова. “Двор” – роман другого русского американца А.Львова. “Желтый князь” – роман украинского американца Василя Барки (“Тут впервые, вопреки всем панегирикам о сталинском народолюбии, сказано о чудовищном голоде 1932-33 годов…” – из предисловия Леся Танюка).

Характерно: каждая вторая крупная прозаическая вещь идет или с предисловием, или с послесловием: авторы подняты из подполья, из тени, из запрета: читателя с ними надо специально знакомить. Характерна музыка названий. “Сожженный роман” Э.Голосовкера (первоначальное название – “Запись неистребимая”) истреблен в 1936 году, восстановлен упрямым философом, имя которого до того помнили одни специалисты, а теперь должны узнать читатели массового журнала. “Белый саван” Антанаса Шкемы – исповедь литовца, бежавшего в 1944 году на Запад (“Распад личности, крушение идеалов, ностальгия…” – гибель в автокатастрофе при возвращении с конгресса литовских писателей-эмигрантов в Чикаго в 1961 году). Ольга Трифонова-Мирошниченко – о Юрии Трифонове: “Попытка прощания”. Звуки тризны меж звуками победных маршей демократии.

Еще два крупных прозаических полотна, меченых тем же “кровавым подбоем”: роман нашего израильтянина Давида Маркиша “Полюшко-поле” - о батьке Махно, и роман Эдварда Радзинского о судьбе Николая П, озаглавленный цитатой, в которой увековечен “ляп”: “Господи… спаси и усмири Россию” (Надо: “умири”).

Журнал продолжает работать на отвоеванных Гласностью направлениях: вводит силы в прорыв. Целый раздел: “Из литературного наследия” - посвящен реабилитируемым ценностям. Винниченко, Мандельштам, Мережковский. Дневники академика Вернадского – подобная же публикация, но уже в разделе “Очерки и публицистика”. В разделе “Нация и мир” – недавно еще глухо-запретное фундаментальное сочинение А.Авторханова “Империя Кремля”. Печатается с последующим обсуждением – то ли адаптирующим, то ли усугубляющим действие текста. Статьи Милована Джиласа и Томаса Венцловы. И наконец – написанная недавно в тюрьме “Лента Мёбиуса” М.Казачкова. Воистину, ни одно словечко из всех этих публикаций не могло бы появиться за пару лет до того. Но за год до того могли бы появиться все.

Впрочем, налицо и новые литературные имена, порожденные уже самоновейшей эпохой – временем “гнева на шестидесятников” (Курицын и Немзер – самые крутые, хотя и до такой степени, как Галковский).

Открываются новые рубрики, свидетельствующие о поисках опоры в меняющейся ситуации. Путевые очерки А.Руденко-Десняка идут под рубрикой “Несентиментальное путешествие” (рубрика не удержалась). Не скрою моей гордости: придуманная мной персональная рубрика “Эхо”, начатая в июльской книжке, удерживается до сего времени; за восемь лет с той поры я не пропустил ни одного номера; не знаю, удачлив ли я в непривычной роли “колумниста” (жанр перенесен в нашу печать из печати западной), но надеюсь, трудолюбив.

Внешние события, на фоне которых работает в 1991 году журнал “Дружба народов”, можно подробно не описывать: они слишком известны. Январь – “бойня в Прибалтике”, август – “путч”, декабрь – “ликвидация” Советского Союза в Беловежской Пуще, где нашему новому президенту ассистируют руководители двух братских славянских народов.

“Белоруссия родная, Украина золотая, наше счастье дорогое…”

Вот показания очевидца о том, как сказались эти события на нашей редакционной жизни. “…Засомневались в правильности названия. Ходил даже местный редакционный анекдот: переименуем “Дружбу народов” во “Вражду народов” (Наталья Иванова. Хроника остановленного времени).

Как очевидец и участник тех же анекдотических обсуждений подтверждаю: подобные предложения вносились. Под видом хохмы. Юмором пытались унять тревогу. Название – сохранили. Но переменили обложку: написали название журнала такими авангардистскими кляксообразными буквами, что прочесть слово “дружба” стало почти невозможно.

С весны журнал подписывает новый главный редактор: Александр Руденко-Десняк. Мартовский номер – последний, на котором стоит имя Сергея Баруздина. Уже в черной рамке.

Человек, за двадцать пять лет сделавший из “братской могилы” (он любил эту шутку) широко читаемый современный журнал, Сергей Алексеевич последние месяцы мучительно боролся с болезнью: материалы мы возили ему в госпиталь. Выписавшись, он устроил у себя дома что-то вроде встречи, или заседания: позвал несколько человек, не редколлегию, нет, а просто пять или шесть сотрудников, по личной склонности… помню, рядом со мной сидел за накрытым столом молоденький Саша Архангельский,

работавший тогда в отделе критики. Мы угощались, а хозяин полулежал, улыбаясь нашим тостам за его здоровье: ему самому уже нельзя было ни есть, ни пить с нами. Разговор шел пунктирно: мы обходили вопросы, которые считали неразрешимыми. Сергей же Алексеевич именно эти вопросы ставил. Например, о том, как бы вернуть журналу миллионный тираж. Слушал нас, кивал, смотрел, как мы пьем, и улыбался.

Когда через считанные дни он умер, я понял смысл той прощальной трапезы.

Мне показалось, что он умер не от болезни. Он умер, потому что почувствовал, как рушится то, чему он посвятил жизнь.

Журнал стал искать пути выживания. На титуле появились слова: “Учредитель – коллектив редакции”. Исчезли слова: “Орган Союза писателей…” Возник Редакционный Совет, в который вывели большинство членов широкой представительной редколлегии, сама же редколлегия сжалась до узкого круга. Так на борту воздушного корабля, теряющего высоту, оставляют только самое необходимое.

Наконец, о тираже. Зацепились за 200 000. До лета удерживали эту цифру. С июня пошло вниз: 170 000. В июле – судорожный скачок: 177 000. Далее – опять вниз… самое интересное – последние три цифры: август – 178 600, сентябрь – 178 900, октябрь – 178 200, декабрь – 178 100…

Не за миллион хватаемся – за сотню.

В заключение процитирую стихи, давшие строчку для заглавия этого этюда. Написала их Инна Кабыш, из того самого свежепришедшего поколения, которое вроде бы “выбрало пепси” и должно было плясать от радости на развалинах рухнувшей советской империи.

Это мы, дураки, полунищие и полукровки,
недобитые в прОклятом отчем дому,
атеисты, алканы, сапожники, божьи коровки,
больше неба, где хлеб, возлюбившие тьму…

Это памятник старым и малым – гора Нарайама,
Это памятник левым и правым – Спитак,
А земля под ногами – единая братская яма:
Некто местные души скупил за пятак.

Это мы – уж такие, какие мы есть, не другие,
Все святое семейство, где каждый урод.
Отче наш! Помоги нам докаяться до литургии
И вернуть себе старое имя: народ.

Комментирую. Гора Нарайяма – символ из известного японского фильма: место, куда “малые” оттаскивают “старых” и бросают, чтобы не кормить. Спитак – армянский город, имя которого после землетрясения 1988 года в объяснениях не нуждается.

1992. “Сверхзвуковая могила”

Почему сверхзвуковая?

Так никто ж еще не отменил вечной советской горячки: выше всех - дальше всех - быстрее всех! Антисоветский обвал идет с тою же лихорадочной скоростью. Чтобы самим не иметь времени опомниться? Чтобы укачивало воображенное ощущение скорости? “Будем считать, что мы едем”. Ведь и “перестройка” первоначально называлась “ускорением”…

Самая обширная публикация года начинается с суматохи и беготни: в Грузии рождается герой романа Михаила Джавахишвили “Похождения авантюриста Квачи Квачантрадзе” (автор уничтожен в ходе сталинских чисток, роман извлечен из архива). - Осторожнее, это тот еще квачи! – предупреждает в предисловии к роману Александр Эбанодзе. - На картину предреволюционной смуты ложится шутовской отсвет. Но энергия освобождается – бешеная.

“Какая-то общественная вольность чувствуется в суете у продовольственных магазинов, - прозревает из Западного Берлина нашу реальность Фридрих Горенштейн и в повести “Яков Каша” фиксирует анамнез: “нетрезвые выкрики и песни лихого романтизма”.

Уравновешивая выкрики, редакция советует читателям повести Андрея Дмитриева “Воскобоев и Елизавета” освежить в памяти карамзинскую “Бедную Лизу”. Все смешивается в доме Облонских: шутовство и сентиментальность, лихой романтизм и пофигизм вседозволенности. Евгений Попов публикует рассказы, которые он “нашел, когда лежал на полу”; цикл называется “Удаки”. “В подобной горячке” вполне можно “расстрелять и собственного сына”, - полагает герой повести Александра Бородыни “Парадный мундир кисти Малевича”. “Им, конечно, следовало бы меня убить”, - начинает роман “Укрепленные города” Юрий Милославский.

Утопия оседлана антиутопией. Эмигранты соревнуются с диссидентами: выясняют, кто успешнее подрывал “империю зла”. Амнистированные фигуры одна за другой выныривают из зоны. Марек Хласко. Валериан Пидмогильный. Тадеуш Конвицкий… Подобно всем журналам переменчивого, смутного времени, “Дружба народов” спешит выплеснуть на свои страницы всё внезапно ожившее, жгуче злободневное: завтра может оказаться поздно.

Черным подбоем в этом калейдоскопе – “Ночь” Эли Визеля – дневник, написанный в нацистской преисподней. Рядом – “Война с черного хода” – волховская тетрадь Юрия Нагибина: 1942 год. Это не антиутопия, это реальность уходящего века.

К перечисленным добавлю для полноты картины имена, составляющие, как сказали бы в советскую эпоху, актив журнала: Агаси Айвазян, Юозас Апутис, Яков Гордин, Иси Меликзаде, Вячеслав Пьецух, Асар Эппель… Небедно! Но, оглядываясь на тот спешащий год из года нынешнего (1999), признаюсь не без горечи, хотя и без тени злорадства: ни одной литературной вехи, заметной с исторической дистанции, не видно… Сверхзвуковая суета.

Впрочем, вот и веха: “Линия судьбы, или Сундучок Милашевича”, опубликованный именно в том качающемся году. Марк Харитонов, первый в России букеровский лауреат, вышагивает на авансцену литературы со страниц “Дружбы народов” – другие толстые журналы довольствуются тем, что их кандидаты украшают “шорт лист”. Правду сказать, в ту пору никто еще не предполагает, что Букер с его бройлерами скоро сделается (к удивлению самих англичан) главной национальной премией России. И на “Сундучок” никто, честно говоря, не ставит: роман безусловно утонченный, даже изысканный, рассчитанный на интеллигента, но… все-таки “рассчитанный”, все-таки на “среднего интеллигента”, и именно на “среднестатистического” интеллигента, обкатанного мировыми (переводными) текстами такого стиля. “Линия судьбы”, однако, ложится так, как хочет судьба, а не так, как ожидают литературные критики.

Яркие имена, выдвинутые стремительной Перестройкой, собраны и в публицистических разделах журнала. Юрий Апенченко и Отто Лацис, Денис Драгунский и Юрий Каграманов, Анатолий Стреляный и Лев Наврозов. На первую линию выдвигается рубрика “Нация и мир”. Очередная конференция Совета по межнациональным отношениям (переименованного в Институт) посвящена теме: “Путь к независимости и права личности”. Среди участников: М.Гаспаров, Вл.Малинкович, М.Михайлов, Д.Мотто, А.Салмин, Л.Плющ… Эксперты из Еревана и Алматы рядом с экспертами из Мюнхена, Парижа и Лос-Анджелеса.

Лихорадочный поиск нетривиальных рубрик, обращенных к новым чувствам читателей, ощущается и в отделе критики. “Библиография” упразднена, вернее, переименована в “Спасательный круг чтения”: здесь, помимо традиционных рецензий, можно отныне найти рождественскую проповедь митрополита Сурожского Антония, пересказ избранных сур Корана, а также опыт исследования мистики цыган. И тут же – роман одного из самых знаменитых христианских нравоучителей ХХ века Клайва Ст.Льюиса “За пределы безмолвной планеты”:

- Мужайтесь!.. Ныне князь мира сего изгнан будет вон.

- Все-таки у нас милиция исключительно хорошо работает.

Вторая реплика – из опубликованных Юрием Абызовым в том же “Спасательном круге” записок Давида Самойлова.

Как очертить одной фразой эту веселую пестроту, эту перебегающую рябь, эти бури в литературной акватории? “Ситуация неясная, - признается в своей “Хронике” Наталья Иванова. – Брожение… Раздражение… Разочарование… Обман… – И находит, наконец, такое определение: передел литературного пространства.

О, да. “Другая” литература хоронит “ту еще” литературу, постмордернисты топчут шестидесятников, среди пост-модернистов своя драка: соц-артисты, концептуалисты и критические сентименталисты врознь бьют друг друга и все вместе – новых традиционалистов и прочих завоевателей “литературного пространства”, имена же коих ты, господи, веси.

Меж тем, пока они так пластаются, в самом пространстве происходят грозные перемены.

По обыкновению, обратим внимание читателей на то, каковы в 1992 году в журнале титульные листы и обложки.

Сначала о титуле: прямо под орнаментом из клякс, стыдливо маскирующим слова “Дружба народов”, появляется гордая строчка с номером редакционного факса: империи себе рушатся, а техника идет вперед.

Тираж однако соскакивает до ста тысяч, но на этой отметке держится весь год, словно боясь ее стронуть.

Самое же интересное – то, что происходит с последней страницей обложки: здесь главная драма. Первые три месяца обложка девственно чиста, то есть пуста. В апреле появляется текст: “ННБ-Нижневартовская Нефтяная Биржа – наше надежное будущее… Это биржа солидных людей… Каждый четверг вы имеете реальный шанс разбогатеть. Ждем вас, господа предприниматели!”

И опять пусто.

В августе на обложке сияет таблица тарифов на размещение рекламы. Форматы. Суммы. Скидки.

До конца года – опять пусто.

На такой паузе – трагическая ария первого заместителя главного редактора “Дружбы народов” Юрия Калещука в сдвоенном майско-июньском номере. Впервые за всю историю журнала номер пришлось сдвоить, а почему - становится ясно из текста Калещука, помещенном на отвороте титула:

“Говорить об этом тяжело, хотя мы знаем что вы поймете нас… Став с июля прошлого года независимым изданием, мы… включились в спешном порядке в книгоиздательскую деятельность, сумели… заработать деньги, которыми расплатились с издательством за четвертый и за этот вот сдвоенный пятый-шестой номера. Больше денег у нас нет…”

Вот так: господа литераторы делят пространство, а оно схлопывается у них над головами.

О том, как решились финансовые проблемы, - как-нибудь в другой раз и в другом жанре. А пока о цене решения. Ю.Калещук с решимостью отчаяния объявляет подписчикам, что продавать журнал за трешку, - “это сегодня такой же анахронизм, как масло за 3-60 или метро за пятак. Производство и распространение одного номера зашкаливает уже за червонец… Вы не оставите нас?” - после этого вопроса первый зам главного редактора сообщает, зажмурившись от неловкости, что отныне цена номера определяется… двузначной цифрой.

Нынешние читатели могут оценить этот пифагорейский шок, а я закончу - поэзией. Поэзия чем хороша: она вроде облака, витающего над бренным. На земле Павлов аннулирует старые купюры, Гайдар отпускает цены, старики мрут от инфаркта перед окошечками сберкасс. А там, в поэтических облаках – Тимур Кибиров, Семен Липкин, Александр Межиров, Владимир Леонович, Алексей Парщиков, Нонна Слепакова…

А ведь чует поэзия - ту же реальность.

Елена Крюкова:

И неподвижно Спаситель глядит
В небо святое,
В небо, где коршуном Солнце летит
Над пустотою.

Ольга Седакова:

И сладостно меж образов своих,
шаров, шатров и коридоров их
существовать. Но сладостней всего -
уйти от них, не помня ничего.

Виктор Кривулин:

…в конце концов
и нам обещано было
то ли бессмертье в стане отцов,
то ли словесная смерть
и сверхзвуковая могила.

1993. “Исторически чистый осадок”

Два месяца журнал живет без главного редактора: в январе этот пост покидает А.Руденко-Десняк; на мостике остается первый зам Ю.Калещук; лишь в апреле команда находит очередного капитана. Это Вячеслав Пьецух. Яркий прозаик, он сразу окрашивает журнал своим участием, так что наблюдатели из “патриотического лагеря” пускают версию о “пьецухизации” “Дружбы народов”. Смысл термина они не уточняют, но чувствуется злорадство, скорее всего – над финансовыми трудностями, которые при новом редакторе обрушиваются на журнал (объективно они неизбежны и возникли бы при любом редакторе).

В течение года Пьецух выступает в журнале и как прозаик – с повестью “Четвертый Рим”, и как публицист – с несколькими передовыми статьями: о “русской теме”, о том, “в чем наша вера”, и о том, что же “это было”.

“Это” – революция и Советская власть.

“Так что же, собственно, это было – ребяческий бунт против Создателя, за который мы получили заслуженный нагоняй?.. Ради чего мы страдали эти семьдесят с лишним лет? Дабы исполнить пророчество Чаадаева: Россия выдумана для того, чтобы уведомить человечество, как не годится жить?”

Такого жанра авторские “предисловия к номеру” становятся на некоторое время обязательными. Среди авторов – отборные авторитеты: Вячеслав Кондратьев, Борис Чичибабин, Виктор Козько… Пафос: понять, что с нами было, и, пока не поздно, покаяться. В чем каяться, не вполне ясно, потому что не вполне ясно, что с нами было. Передовая статья первого номера начинается словами: “Я не знаю…”

Некоторые авторы, тем не менее, знают, что делать. Надо решительно покончить с прошлым, искоренить “совка” и выкорчевать до конца советское мироощущение. Поворот к “русской теме”, вполне логичный, если учесть приверженность к ней главного редактора, и вполне актуальный, если учесть, что после распада СССР “русская тема” встала на повестку дня, - поворот этот неизбежно сцеплен с вопросом: как искоренить “советское”, не ранив при этом “русское”?

“Отовсюду слышно – Россию надо спасать. Но что такое Россия? Российское государство или просто люди?.. Спасать государство – значит военной силой стягивать расползающиеся части, не щадя своих и чужих людей”, – пишет Денис Драгунский. Как спасать людей, не щадя государства, он не уточняет.

Андрей Новиков подводит под искореняемый большевистский экстремизм уже не государственную, а прямо-таки космическую базу: это – “неокультуренная, неочеловеченная энергия”, сгусток которой сам собой не рассосется, ибо это, научно выражаясь, “не акциденция, но субстанция”.

“Конечно, это ужасно”, - итожат публицисты. Между тем, на смену старому, большевистскому ужасу, от которого хочется скорее отделаться, подступает новый ужас, постбольшевистский, смутный, неопределенный и тем более неотступный. Это даже в музыке названия чувствуется. Леонид Гордон озаглавливает свой очерк: “Безумная утопия против сумасшедшей реальности”. Михаил Глобачев: “В кошачьем концерте наций”. Игорь Дедков: “Объявление вины и назначение казни”. Даниэль Салленав: “Конец коммунизма: холод в сердце”.

Французская публицистка уже чувствует холод – отечественные эксперты все еще в горячечном бреду.

Вообще любопытно на страницах журнала в 1993 году соседство западного остраненного диагноза болеющей России и нашей чисто русской лихорадки. Виктор Ворошильский, Чеслав Милош… Но рядом – уже и первые попытки осознать новейшую историю России не как всплеск безумия на страх остальному миру, а как этап самопостижения, в котором скрыт общечеловеческий смысл. Назову наиболее яркие и ценные работы. Александр Ахиезер: “Россия – кризисная точка мировой истории” (отсюда берет начало знаменитая сегодня “школа Ахиезера”). Юрий Болдырев: “Русский век” (прогремевший буквально накануне смерти автора).

Такого же уровня исследования посвящены нашим соседям: Дмитрий Фурман -“Эстонская революция”; Юрий Каграманов - “Украинский вопрос”; А.Малашенко – “Ислам в нашем доме”… Буквы “ДН” на обложке по-прежнему разобрать почти невозможно, но журнал “Дружба народов” понемногу принимается за свое “старинное дело”: строит мосты между отпавшими друг от друга народами.

На переднем крае работает публицистика – проза потеснена. В прозе все еще заметен крен в сторону архивных текстов, чаще извлекаемых, впрочем, уже не из спецхрана, а из письменных столов умерших писателей: главы из незавершенной книги Алеся Адамовича “Vixi”, роман Дмитрия Голубкова “Восторги”, повесть Юрия Карабчиевского “Каждый раз весной”. Надо признать, что эти тексты, сами по себе значительные, должного резонанса в литературной среде так и не получают, может быть, по причине исчезновения и резонанса, и среды.

К сожалению, не звучит и “Интеллектуал” Георгия Демидова, чьи потрясающие лагерные тексты в 60-е годы ходили в самиздате, - в 1993-м, возможно, уже поздно.

Так что не чувствуется в прозаическом корпусе “ДН” настоящего стержня. Нина Берберова и Гайто Газданов, Зиновий Зиник и Бернард Маламуд – тут и многообразие, и диапазон, и мировой охват, и… ощущение удара растопыренными пальцами. Очень сильные рассказы Мирчи Элиаде проходят “фоном” – ни намека на то, что их автор вот-вот станет знаменем философов “архаического отката”. Но это объяснят другие, и не в “ДН” (Александр Дугин, например, в патриотической прессе). В “ДН” же чувствуется скорее желание угодить читателю, удержать его, чем докопаться до истины. Вот вам сенсационный “Ледокол” Виктора Суворова. Вот сверкающий каскад исторических анекдотов, собранных А.М.Песковым (он и выставлен не как автор, а как “собиратель”, что-то вроде Рудого Панька) и издевательски озаглавленных: “7 ноября” (насолить все тем же “совкам”).

Афганская проза Олега Блоцкого несколько теряется в этой пестроте: для нее нет контекста.

Контекст вообще дробен: журнал явно шарит в поисках опор. “Почтовый роман” композитора Исаака Дунаевского и студентки-химички Людмилы Головиной – это интересно? А воспоминания Галины Джугашвили “Дед, папа, Ма и другие”? А история фирмы “Фаберже”? А “Переландра” – второй роман “Космической трилогии Клайва Льюиса?.. – Первый успели дать год назад, а третий уже не успеть: его перехватил журнал “Согласие”…

Кажется, есть всё. Нет главного: романа о современнике. Нет истории его жизни.

Есть – история его смерти. Тут главное, может быть, единственное попадание журнала в “десятку”: лучшая публикация года и центральное событие в том ареале, который еще недавно звался “советской литературой”. Я имею ввиду повесть минчанки Светланы Алексиевич “Зачарованные смертью”. Помимо того, что это замечательное произведение в жанре “выслушанной исповеди”, который Светлана Алексевич практически открыла, - самоубийцы из ее повести врубаются в самый нерв дискуссий о “преступной идее” (коммунистической). Шеренга партийцев, умирающих оттого, что их идея поругана, это - самый безысходный, самый горький, самый пронзительный мотив повести. И дело не в них и не в их идее. В Кремле или на Старой Площади могут сидеть мечтатели и прожектеры любого окраса, от радужно-красного до беспросветно-черного, но есть законы войны и казармы, по которым живет воюющий народ. И сколько бы вывесок ни сменили доктринеры, какие бы радужные ворота ни намалевали на пути в коммунистическое или антикоммунистическое будущее, какую бы выгоду ни посулили – материальную или душевную, - судьба будет начертана на других скрижалях.

Моя душевная выгода
В том, что могу узреть
Арку незримого выхода
В ярко-слепящую смерть.

Нет, это не из “Зачарованных…” Светланы Алексиевич. Это – из поэтического цикла Инны Лиснянской. Поэзия постигает напрямую то, к чему проза движется сквозь непроломную толщу материала, а публицистика – через головоломные лабиринты проблем.

…штыками в спину
подгоняет нас эпоха
то ли к стенке
то ль к утру…

Это – Глеб Арсеньев, в недавнем прошлом “русский битник”, смогист, самиздатчик, оттаявший в эпоху Гласности.

Моя бедная родина – тонут ее корабли,
Ее гибельный код мы, увы, набираем исправно.
Чтобы ангелы душу твою для меня сберегли,
Без тебя не хочу. А с тобой не хочу и подавно.

Это – Галина Нерпина. К возлюбленному стихи или к бедной родине? – А состояние – то самое: с тобой невозможно, и без тебя невозможно.

Не нам судить, - лишь боль разбередим, -
Кто виноватей в роздури базара –
Он перед нами, мы ли перед ним, -
Но есть судья, и по заслугам кара.

Борис Чичибабин. Кому вопросы? Ответственному “генсеку”? Безответному Богу? Безъязыкой природе? Вина неясна, но кару, разумеется, примем.

И сочится услада аорт
сквозь глухие словарные своды,
и становишься счастлив и горд
быть всего только частью природы…

Анатолий Найман. Ниже я его доцитирую, а сейчас – загляну, по традиции, на последнюю страницу номера, где это опубликовано: в выходные данные. Тираж – как сполз до полста тысяч, так и держится, будто зачарованный. Ага, вот то, что я ищу. Девятый номер, подписан к печати 2 сентября 1993 года.

Значит, пока услада аорт сочится сквозь словарные своды, Президент России уже подтягивает танки к Парламенту России, и считанные часы остаются до расстрела.

Наконец, свершается.

Залп!

Интеллигенты бегут. Бегут по Новому Арбату, прячась от шальных пуль. Куда бегут? Не знают. Насколько легче было в августе 1991-го! Конечно, абсурд бил в глаза и там, но хоть ясно было, куда бежать и зачем. Бежали к Белому Дому, потому что там была – Демократия, там была - Гласность, там была – их, интеллигентов, Власть. Теперь же, в “ясный денек ранней осени” 1993 года, спасенная тогда Власть сидит в том же Белом Доме, а Президент, ту Власть олицетворявший, целится по ней из танковых пушек. Что делать? “Давить гадину”? Взывать к “гуманным ценностям”? Плохо интеллигентам: именно в этот “ясный денек” становится ясно, что Власть, которую они благословили два года назад, оказалась им не по силам, что так будет всегда, и что их, интеллигентов, не столько “позвали”, сколько “поманили”, а если говорить попросту, то их попросту “использовали”.

Пытливый читатель понял, конечно, чью исповедь я цитирую: замечательно всё это описано в “Хронике…” Натальи Ивановой: состояние двусмысленности, выброшенности, обойденности, обманутости. Как с того самого сентябрьского “денька” интеллигенты почувствовали, что они выпадают в “исторический осадок”, и как все-таки потрусили они по Новому Арбату, прячась от случайных пуль и глядя, как пречистый Белый Дом становится грязно-черным.

То, чем мил ты другим и чем гадок,
То, что – ты, выпадает оно
В исторически чистый осадок
У природы на вечное дно.

1994. “Столь сладко – аж тошно”

Главный редактор Вячеслав Пьецух крепко держит руль: помимо его прозы (а также драматургии – я имею ввиду русскую вариацию на французскую тему: римейк “Красивой жизни” Ануя с целью показать, что Запад не избежит социалистического опыта, если будет легкомысленно зубоскалить на наш счет) – в журнале продолжают появляться передовые статьи Пьецуха. “Мы и ХХ век” (“Можно не опасаться за будущее России, равно как и за Господень эксперимент”); “Гадание на бобах” (“Что до России, то, по правде говоря, провидеть ее дальнейшее будущее невозможно”); “Свобода как наказание” (“Есть основания полагать, что песенка России еще далеко не спета”). Сугубо русская проблематика, с которой в свое время и вошел в литературу этот дерзкий прозаик, лишена у Пьецуха всякого намека на квасной патриотизм или почвенное самодовольство. Судьба России окрашена тревогой, которую приходится прикрывать юмором; мучительно неопределенно место России в новой геополитической ситуации, - постепенно эта интонация начинает окрашивать весь журнал, - не потому, что таков главный редактор, а потому, что такова жизнь. Праздник обретения Россией свободы и независимости от всех и всего, опьянивший интеллигенцию со времен Гласности, сменяется холодящей трезвостью: подходит пора платить за разбитые горшки.

Применительно к делу журнальному: пора демонстрировать те достижения в литературе, которые должны бы воспоследовать по обретении свободы и независимости… Но что-то маловато. То есть: маловато нового. Да и старое, кажется, ловится на излете. Роман Анатолия Рыбакова “Прах и пепел” (центральная публикация года) воспринимается как продолжение “Детей Арбата”. “Радиостанция “Тамара” – повесть, вернее, “маленькая любовная история” Анатолия Приставкина – как тень давно переночевавшей на груди утеса-великана золотой его “Тучки”. Повесть Фридриха Горенштейна, вернее, не повесть, а “Притча о богатом юноше”, - как вариация его же “Псалма”, составленного в свое время из подобных притч. Имена славные, но свет – отраженный.

Много “фрагментов”, “отрывков”, “глав”: из мемуарного романа Леонида Зорина “Авансцена”, из мемуарных “Неувядаемых цветов” Николая Любимова, из мемуарной повести Лазаря Лазарева “Шестой этаж”… Ощущение такое, что полные тексты то ли неподъемны, то есть недостаточно интересны журналу, то ли вообще не воспринимаются как полные, а только – как фрагменты. Реальность распадается на части, теряет стержень. Она или опирается на испытанное прошлое (военные “были” Василия Кожанова, военные записки Елены Ржевской), или начинают отдавать книжной экзотикой (“Клеарх и Гераклея” Юлии Латыниной – “греческий роман”, написанный “в духе повествований, отстоящих от нас более, чем на две тысячи лет”). Вячеслав Вс.Иванов усматривает в этом попытку “восстановить преемственность, прерванную трагедиями первой половины нашего века”: видимо, концы порванных нитей надо искать не ближе, чем в Древней Греции, без чего нам и Византию, давно проглоченную, не переварить. А почему бы и нет? “Неисповедимы пути Господни!” Можно опереться и на Питера Брейгеля, как делает это в повести “Безумная Грета” Николай Шмелев. А можно пощупать и Христофора Колумба, который оставил на полях книг из своей библиотеки более двух тысяч пометок (особенно интересных в истолковании А.Гелескула). А рядом – автобиографические заметки Борхеса, журналистские опыты Сальватора Дали, жизнеописание Агаты Кристи, сделанное ею самой, и в этом мировом калейдоскопе – кое-что русское: “Заветные мысли” Менделеева.

Общее ощущение: получив, наконец, во владение “весь мир” и “всю историю”, мы в поисках опор шарим по мировому пространству и проваливаемся в тысячелетние дали. Вместо опор – фантомы какие-то… сенсационный роман Софии Григоровой-Алиевой, переведенный с болгарского Фаиной Гримберг (“полноценная Европа, открывающая нам Азию”), - оказывается грандиозной подделкой, и – самое поразительное! - никто этому не удивляется и не возмущается: распадающийся мир по самой своей природе должен быть мистифицирован.

Литература как “наше всё” вообще кончается, и именно 1994 год – рубежный. Наталья Иванова в “Хронике остановленного времени” дает впечатляющую картину этого распада. Понятия “широкий читатель” и “большой стиль” исчезают, отныне нужны “раскрутка автора” и “сезонный спрос”, то есть спрос на чтиво. Понятие “текста” отступает перед понятием “литературного поведения”; ведущим жанром делается скандал. Литература (в старом смысле слова) тонет в болоте равнодушия; на оставшихся среди болота кочках начинается драка за выживание; “авангардисты” хоронят “шестидесятников”, имитируя столкновение принципов; на самом деле идет война “всех против всех”. Значение подобных журнальных “подвижек” в масштабах жизни страны ничтожно, и, слава богу, эта борьба мышей и лягушек (в древне-греческом духе выражаясь) идет в основном за пределами “ДН”; у меня нет необходимости описывать ее подробно (да, честно говоря, нет к этому и интереса), но как литературный фон это надо учитывать.

Что же до “ДН”, то самые крепкие публикации обеспечены здесь не литературной модой, а “чистой мыслью”, они идут по публицистическим разделам. В 1994 году напечатаны замечательные тексты: азербайджанская часть из аналитического эпоса Дмитрия Фурмана, посвященного национальным революциям, которые смели СССР; “Россия в кольце идеологий” Андрея Фадина; “Свобода и произвол” Владимира Кантора; “Если завтра война” Юрия Каграманова; “Национализм и демократия” Гия Нодия; “Европейская свобода и русская идея” Григория Померанца.

Еще одна знаменательная публикация: перевод книги немца Дитера Гро “Россия глазами Европы”: что про нас думали за последние триста лет Бауэр, Лейбниц, Акстельмайер, Кайзерлинк, Вебер, Гердер, Шпитлер… Очень полезное чтение с ситуации, когда мы сами не очень знаем, что мы о себе думаем.

А почва под ногами, меж тем, качается. В апреле пятидесятитысячный тираж тихонько уменьшается до 49 тысяч. Казалось бы, легкий толчок: в мае положение восстановлено. В июне – держимся. В июле…

В июле – надлом. Дело даже не тираже, который вдруг мгновенно падает вдвое, чтобы никогда уже не восстановиться. Дело куда серьезнее и опаснее: журнал садится на финансовую мель. Происходит нечто, в прежние годы немыслимое, скандальное, катастрофическое: на пятьдесят шестом году своей истории журнал “Дружба народов” исчезает, перестает выходить, впадает в паралич! Но немыслимое в прежние годы кажется обыкновенным в новой реальности. Раньше могли запретить, теперь говорят: ищите деньги. Уменьшайте расходы. Протягивайте ножки по одежке.

Объем журнальной книжки урезается с 240 страниц до 192. Ноябрьский номер решено соединить с декабрьским, а пока - изыскивать средства на сентябрьский и октябрьский. Неотпечатанные летние номера - оставить лежать без движения до лучших времен; они лежат месяц, другой; к печати их удается подписать в конце осени и дослать вдогон зимним чуть не с полугодовым опозданием. “Дорогой читатель! В связи с исключительно тяжелым финансовым положением мы вынуждены…” Рядом - персональные благодарности спонсорам, оказавшим журналу услуги: правовые, транспортные…

Так мы въезжаем в новую жизнь – не виртуально, а реально.

Поэты, которым, как всегда, нечего терять, веселятся:

Я живу в консервной банке, как в кино или в аптеке,
но немного припекает, и откуда-то дымок.
Все - живые, что приятно, и почти никто не умер,
Но и жизни вроде нету – и кином не назовешь.
(Александр Левин)

Поэты перекликаются, и именно из их переклички узнаешь, как им дышится в бывших советских республиках, ныне суверенных государствах. На Украине шумит группа Бу-ба-бу. Расшифровка: бурлеск-балаган-буффонада. Истолкование: “это еще одно доказательство возрождения свободной украинской поэтической культуры”:

Там не стоял роскошный храм
поэтов тень и тень карет
была закусочная там
а чуть подальше туалет
(Витор Неборак, перевод Игоря Кручика).

А из России отвечают:

Над улиткою слуха то звонко то глухо
Непрерывно жужжит толстожопая муха.
Я ее уничтожил бы собственноручно.
Скучно.
(Герман Гецевич)

Голос из Латвии:

Они валяют дурака.
Ты думаешь, их жизнь легка?
(Мара Залите. Перевод Сергея Морейно)

А из России:

Только не сойди с ума,
Чувствуя и зная:
Позади – ночная тьма,
Впереди – дневная…
(Валерий Краско)

Голос из Армении:

Перед глазами моими снега, словно саван, белеют:
Что-то невозместимое гибнет и не возродится…
Мир уснувший безмолвен… Быть может, он тоже болеет?
Мне не спится…
(Сильва Капутикян. Перевод Елены Николаевской)

А из России:

Причины ясные, но следствия туманные,
И мы не ведаем, что завтра сотворим.
Все швы разъехались – и вскрыты раны рваные,
Каких не видывал и августейший Рим.
(Инна Лиснянская)

И еще из России:

Снег за снегом – вот наша манна,
ад за адом – вот русский путь.
Близь кошмарна, а даль туманна,
Нужно ноги в металл обуть…
(Инна Кабыш)

И еще:

Такою вот пошлостью вешней,
и мусорной талой водой,
и дуростью клейкой и нежной
наполнен мой мозг головной!
Спинной же сигналит о том, что
Кирзовый ботинок протек,
Что сладко, столь сладко – аж тошно,
Аж страшно за этот денек.
(Тимур Кибиров)

1995. “Ума не лишиться!”

Лесоповал. Судьбы круговращенье,
Расчистка тел и корчеванье душ…
А может, лучше попросить прощенья
И встать со всеми под холодный душ?
(Анатолий Горюшкин)

Съеживаемся. Буквально: теперь каждый месяц вместо привычного толстого журнального “кирпича” в 240 страниц выходит “тетрадочка”, похудевшая на пятую часть: 190 вместо 240 – это менее 80 процентов прежнего объема. Конечно, такого рода усеченные выпуски практиковались и в прежние годы (под “прежними годами” я имею ввиду годы Перестройки, до нее такие ЧП были просто немыслимы). Однако впервые новый объем издания признан нормой: похудевшими выпущены все номера 1995 года. Кроме одного, который вышел в прежнем объеме. Но это номер сдвоенный, майско-июньский. Так что в сумме недовес даже усугубляется: годовой объем “ДН” – 2140 страниц – на 740 меньше “заданного”. 740! – это же более, чем три “доперестроечных” номера! Три из двенадцати недодано! На четверть усыхает издание при расчистке тел и корчеванье душ… то есть при свободных ценах и вольных платежах. Действительно, холодный душ.

Падает тираж. До лета держится между 22 и 23 тысячами, а с августа ухает вниз почти на треть: до 16 тысяч.

По иронии судьбы именно с августа журнал обретает нового главного редактора – Александра Эбаноидзе. Говорю: “по иронии”, потому что усложнение ситуации никак не связано с приходом этого авторитетного прозаика и старого автора “ДН”; напротив, он приходит спасать дело, которое находится в критическом положении вовсе не из-за частных упущений того или иного руководителя, а по общей ситуации, в которой садятся на голодный паек все толстые журналы.

И литература съеживается. В прозе роман сворачивается до цикла рассказов, до монтажа фрагментов. Уступая давлению времени, “ДН” вдвигает в центр внимания именно рассказ. Дважды: в майско-июньском и в декабрьском номерах появляются специальные подборки “современного рассказа”. Илья Крупник, Борис Рахманин, Сергей Антонов, Александр Хургин, Анатолий Азольский, Юрий Дружников…

Романы, обтекаемые потоками рассказов, кажутся и сами пропущенными через этот поток. Реальность в них зияет паузами.

“Прошлое оболгали. Пигмеи. Я еще напишу о Сталине. Мы жили в великой стране, великую и трагическую эпоху. Но великие эпохи не бывают счастливыми”… “Немыслимый фэндесьекль: вавилоны, шляпки, муфты… А лицо простое, скуластое… В деревне…звали Мордовкой”… “Тело старика лежало на ложе его и продолжало собой подоконник”… Беру мотивы из Якова Кумока, Андрея Сергеева и Асара Эппеля – центральных авторов “ДН” 1995 года (Сергеев – будущий Букеровский лауреат). Можно почувствовать… нет, не общую мелодию, а общие паузы сквозь мелодию. Жизнь – фрагментарий. Ты в нее вклеен, как марка в альбом. Как тело в подоконник. “Тело – прокрустово ложе строки…” Не вписался – вылетаешь в другую реальность. Но и там не удержишься. “Фары разрывали несущуюся темень…” Нет, это не герой Кумока, рвущий из России, это герой Петра Алешковского Чигринцев, рвущий из Нерехты “в сторону московской трассы…”

Среди скольжения звуков, навевающих тщетную мечту о тишине, “маленький роман” Татьяны Любецкой “Наполовину о любви” воспринимается как реквием душе, привыкающей к небытию и готовой длить это состояние как нормальное. “Я слишком плохо себя чувствую, чтобы умирать” – эпиграф из Набокова.

Рядом – как утес незыблемости – роман поляка Ежи Журека “Казанова”, развернутый из дневниковой записи знаменитого самца, сделавшего когда-то остановку в Польше на пути из России в Западную Европу (до этого польский филолог уже успел написать римейк по “Гамлету”).

Рядом – воспоминания “русского немца” Бориса Кузина, биолога, спасенного от лагерей Папаниным и от забвенья Мандельштамом.

Рядом – “Вариации на тему Апокалипсиса”, дополняющие мир Антанаса Шкемы (“Белый саван” его опубликован в “ДН” четыре года назад).

Рядом – роман… нет, опять-таки главы, фрагменты Владимира Бута “Орел – решка”, дополняющие картину Великой Отечественной войны рассказом о советском десанте, разгромленном в Крыму осенью 1943 года. Новое: “роль смершевцев и заградотрядников в операциях подобного рода” (из предисловия Василя Быкова).

Поневоле думаешь: эхо прошлого – как заградотряд за спиной настоящего, которое того и гляди куда-нибудь дернет под шумок.

У каждого звука своя тишина,
Но можно поймать отголосок и эхо,
И эта инстанция освящена
И призраком краха, и блажью успеха…

Марина Кудимова. Поэзия пытается прорваться к общей картине сквозь призраки краха – тут ее главная “блажь”.

Владимир Липневич:
На заливных лугах гласности
Благоухают
Вчерашние компосты
И сегодняшние фекалии…

Борис Евсеев:
У, бляхи-мухи!
У, мордовороты!
У, трупоеды! Дошуршитесь скоро!

Анатолий Горюшкин:
…Таков закон. Наш бог – одеколон.
Лежим в блевотине у мусорного бака.
И дождь, и снег, и ночь со всех сторон.
А в середине – рваная рубаха.

Стелла Моротская:
Давайте-ка что-нибудь ближе к поп,
Клюет уже носом случайный сноб.
О боже, заткните мне уши, чтоб
Совсем не свихнуться от гула!!! Стоп.

Таков габитус.

Ситуация очерчена в “Хронике” Натальи Ивановой: год открыт “Трепанацией черепа” Сергея Гандлевского, а “Трепанация” открывается “сортиром”. Правда, не в “ДН” - речь об общей характеристике года. Традиционные жанры распадаются, нормального романа не найдешь; всё вокруг такое живое и нервное; все ищут себя в абсурде литературного лесоповала; раньше абсурд выводили из советского тоталитаризма, теперь его впору принимать как вечное и неискоренимое свойство повседневности, а принимать не хочется. Может, возродить старое?.. ну, хотя бы “роман воспитания”? В этот разряд зачисляют нашего Петра Алешковского – почему нет? “Элитарная литература продолжает вписываться в абсурд, ничем не помогая барахтающемуся в абсурде читателю” (“Хроника остановленного времени”). Эка, о читателе вспомнили! Тут уже и случайный сноб носом клюет, а нормальный читатель давно тихо отошел к романам в мягких обложках и подступает с “проклятыми вопросами” к Александре Марининой. А “толстые” журналы? А журналы, по диагнозу Нат.Ивановой, остаются “площадкой для прогона новых авторов”, подпитываясь не столько интересом публики, сколько “премиальными структурами” и благотворительностью спонсоров.

“Прогон новых авторов”? Верно сказано. “Сколько их? Куда их гонят? Что так жалобно поют?..” И насчет спонсоров верно: 11 тысяч подписок “ДН” для библиотек стран СНГ уже оплачивает г-н Сорос. И насчет “премиальных структур” надо согласиться: по части Букера, например, “ДН” не то, что в “шестерке”, но и тройке наградной нередко мелькает. Однако возражу вот на что: старых авторов в “ДН” не меньше, чем новых; тут мы традиционны. Св.Алексиевич, Г.Бакланов, А.Генатулин, Б.Окуджава, Л.Лазарев, А.Ананьев, В.Астафьев, Л.Копелев, Е.Кацева, Д.Затонский, И.Дедков, М.Галлай, Е.Ржевская, А.Турков, И.Шамякин, А.Терц… Большая часть этих имен собрана ради анкет к 50-летию Победы; среди участников также американец Л.Лайел, немцы В.Казак и К.Майер, поляки В.Жукровский и Я.Щепаньский, британец Д.Олдридж… Так что пока чистая литература прокатывает свои амбиции в ложе абсурда, публицистика месит грязь повседневных проблем, наука пытается нащупать в этой хляби точки опоры, критика ищет связей, стоя под холодным душем…

В 1995 году в “ДН” опубликованы такие важные работы ученых и публицистов, как “Грандиозность “малых дел” и “Есть ли будущее у России” Геннадия Лисичкина, русско-еврейское исследование Анатолия Якобсона “Расходятся ли параллели?”, русско-украинеское исследование Дмитрия Фурмана “Украина и мы”, “Австрийскй вариант” Дмитрия Затонского, “Уроки Югославии” Михайлы Михайлова, работа Александра Ахиезера “Где искать самобытность?” – о специфике исторического пути России.

Отмечу также статью Владимира Коваленко “Сосед с камнем за пазухой” - о том, что русская диаспора на Украине может стать пятой колонной. Статья открыто антирусская. Вопрос: зачем печатать в “Дружбе народов” такого рода статьи? Ответ: если такого рода статьи неизбежны и выражают мнение реальной части читателей, то лучше печатать их в “Дружбе народов”, чем отпускать в неуправляемый “лесоповал”.

Это первое дело – ума не лишиться! –
Утопая в дерьме и в крови.
Воспаленному бремени дай разрешиться
Непорочным столетьем любви.

Этими строчками Николая Панченко закончу обзор года, а насчет непорочного столетия – отложим.

1996. “Мы живы”

Впервые за все время “портрет года” хочется начать не с романов и повестей, не со стихов и “чистой” публицистики, а - со статьи литературно-критической и, точнее, литературоведческой: в январском номере опубликовано обширное исследование “к 150-й годовщине со дня написания поэмы Тараса Шевченко “Кавказ””. Означен и “день написания”: 18 ноября 1845 года, - чтобы читатели не усомнились в неподдельности предлога. Академическое оформление (включая и скрупулезные “Примечания”) воспринимается при чтении как ирония; подзаголовок: “”Кавказ” Тараса Шевченко на фоне неискоренимого прошлого” - сигналит читателю, что речь заведена о неискоренимом настоящем; цитаты из свежих российских газет, оставленные “без комментариев”, рассказывают о том, как “колонна российской бронетехники обстреляла беженцев из Чечни”. В общем, ясно, что ненависть великого украинского поэта к царской России – только “обтекатель”, из-под которого пышет в статье ненависть нынешняя, и не просто к царской России, но ко всей той “цивилизации”, которая “присвоила себе название христианской, не став таковой”, то есть к цивилизации российской. Автор статьи – авторитетнейший украинский литературный критик и ученый, недавний диссидент-сиделец Иван Дзюба – выстраивает материал так, что он звучит “бурлением проклятий и надежд”; в таком эмоциональном контексте строки Кобзаря обжигают, как только что написанные:

Ми християне: храми, школи,
Усе добро, сам Бог у нас!
Нам тiльки сакля очi коле:
Чого вона стоiть у вас…

Статья так и называется, по строке: “Сакля очи колет”.

Естественно, что такая статья не только при Советской власти не могла бы появиться в печати, но и теперь скорее сгодилась бы для какого-нибудь радикально-самостийного органа, чем для интернациональной “Дружбы народов”… однако статья появляется именно здесь. Причем, “ДН” не только печатает её на своих страницах, но и организует на нее отклики. Вовсе не с целью опровергать автора по фактам истории или выявлять его позицию (факты верны, позиция заявлена открыто), а с целью дать выход ответным чувствам русских литераторов.

Вот спектр чувств. Владимир Леонович солидаризируется со своим украинским коллегой в ненависти к “глухоте людского множества, именуемого народом” (подразумеваются русские). Лев Гудков мягко предлагает “не отождествлять колониальные войны царской и постсоветской России”. Юрий Давыдов признается, что его покоробила прикрытая “генеральской шинелью” ненависть к великороссам как к неуемным захватчикам. Яков Гордин напоминает, что в царской России не один Шевченко протестовал против кошмарного варварства властей. Андрей Фадин жалеет, что “страстное эссе” Ивана Дзюбы родилось не в России: “здесь оно было бы уместнее и нужнее”. Наконец, Станислав Рассадин потрясен тем, какая за академическим исследованием встает “крыга” – ледяное отчуждение, идущее поверх доводов и вызывающее “глухую тоску”. Таков расклад чувств русских литераторов, среди коих рассадинская реакция мне ближе всех, но дело не в этом. Дело в том, что дискуссия, начиненная таким динамитом, опубликована в московском журнале, что русские критики не взвинтили ответных страстей, что взрыва не вышло, а все по-человечески выговорились.

Может быть, это знак усталости и безразличия?
Эпоха продолжает увядать.
Суха ее шагреневая кожа,
А боль, пожалуй, с равнодушьем схожа –
В пустых глазницах слез не увидать.

Это пишет Глан Онанян, но я думаю, что дело не в этом. Я думаю, что факт опубликования такой дискуссии - признак начинающегося нашего выздоровления. Уже хватает сил спорить на темы, к которым раньше страшно было бы прикоснуться. Уже крепнет убеждение, что взрывчатые статьи, дающие выход самым резким антирусским настроениям, разумнее всего печатать в русских же изданиях. Лучше спор за общим столом, чем разрыв, когда все разлетается вдребезги.

Дискуссия на предельно “опасную” тему, введенная в “парламентские рамки”, - характерный журнальный жанр, до которого “ДН” окончательно дозревает в 1996 году. Вторая такая дискуссия – обсуждение весьма “обидной” для русских статьи Геннадия Лисичкина “Царь Борис и упадок советской Золотой Орды”; оппоненты: Константин Барановский и Александр Янов – каждый со своей позиции – восстают против “гумилевского” отождествления Руси и Орды, особенно в феномене Руси Советской, но дело опять-таки не в том, чтобы немедленно решить те или иные исторические вопросы (которые не удалось решить за тысячелетие), а в том, чтобы найти общие подходы. И – если говорить о состоянии умов и душ, которое отражается на состоянии журнала, - доказать, что умы и души способны участвовать в конструктивном обсуждении “страшных” вопросов. Что можно нащупать для умов и душ такие устои, которые не колебались бы от толщины стен, возведенных пращурами.

Хотя бы через поэтическое преображение. Как у Владимира Бурича:

Цвет моих глаз
И форма носа
Зависели
От толщины стен Тульского кремля
И глубины Оки
Татарские семена
азиатских трав
рассыпаны по ее берегам

Просматривая список авторов, чьи романы и повести составляют прозаический корпус журнала за 1996 год, чувствуешь, как “по ее берегам” осторожно всходят семена, разнесенные бурей и рассыпанные за пределами “стен”. Василь Быков, Рустам Ибрагимбеков, Анар, Юри Туулик, Грант Матевосян… Нет, это не возвращение утраченного и не реконструкция разбитого; скорее, это попытка, подняв голову после бури, различить знакомые лица: ну, как вы там, за кордоном? Вы живы?

Ответ Виктора Козько в повести “Прохожий”:

- В смутные времена надо обязательно что-нибудь строить. Есть ли пристанище, нет ли – совершенно не в этом дело. А дело в том, что когда смута, когда страшное, неопределенное время, - то строиться надо, просто чтобы не свихнуться.

“Хатотерапия”. Впервые долетают из “ближнего зарубежья” звуки стройки, сменившие “дикие крики озлобленья”, с которыми еще недавно хоронили эпоху социализма. это черта времени: люди по обе стороны кровоточащих границ начинают понемногу привыкать к новой реальности.

Из Инны Лиснянской:
А главное, за что благодарю,
Что в одиночестве душа окрепла,
За то, что знаю: в день, когда сгорю,
Я за собою не оставлю пепла.

В числе душ, очищающихся от пепла, оказывается гонимая душа Агасфера; дуновение ветра, оглаживающего раны, доносится из Израиля. Там русская алия окрашивает литературу в цвета ностальгии. Интересно, что на берегах Иордана не ощущаешь той леденящей “крыги”-стужи по отношению к России, которой веет от берегов Днепра, хотя шрамов не меньше. Но на то и еврейский юмор, чтобы сладить с болью. Центральное, лучшее произведение года в “ДН” - роман русской израильтянки Дины Рубиной “Вот идет Мессия…”

Подкрепим это чувство стихами, написанными Ларисой Миллер на берегах Москвы-реки:

И все же надо жить и петь,
Коль петь однажды подрядился,
И надо верить, что родился,
Чтобы от счастья умереть.

В публикациях года – сильный культурно-просветтельский пласт. Во всех отделах журнала. В прозе - “Рассуждение об Александре Первом” Александра Архангельского: “Блуждающий огонь” - “философское сочинение”, которое, сохраняя “верность факту”, в то же время относительно свободно в истолковании фактов; истолкование же это побуждает автора заранее “смиренно просить читателя”, чтоб тот не искал грубых параллелей с современностью, а вникал бы в “реальную перекличку времен”.

Отнесем сюда же: статьи Ивана Бунина, извлеченные из зарубежной прессы 20-х годов; дневники Михаила Пришвина; письма Бориса Пастернака Нине Табидзе; письма Виктора Шкловского Юрию Тынянову и Борису Эйхенбауму.

Еще: воспоминания Анри Труайя; радиопередачи Гойто Газданова; главы из фундаментальной работы Генри Киссинджера “Дипломатия” (в четырех номерах, с сентября по декабрь – заметнейшая публикация).

Еще: блестящие рассуждения Хосе Ортеги-и-Гассета об испанской душе в переводе и при комментариях Анатолия Гелескула.

Так “Черта горизонта” проясняется перед трезвеющими взорами.

Из Александра Белякова:
Жизнь прошла, как божья милость.
Ничего не изменилось
На просторе ареала,
Где история плутала.

История продолжает плутать, разгадывание ее петель продолжается.

Борис Диденко в работе “Цивилизация каннибалов” пытается нащупать неотменимые природные корни явления, которое именуется “историческим злом”. Другие авторы раздела публицистики раскапывают корни социальные, то есть поддающиеся воздействию культуры. Это Леонид Китаев-Смык, в очерке “Болезнь войны” исследующий психологию жителей Горной Чечни. Это Дмитрий Фурман и Олег Буховец, в статье “Парадоксы белорусского самосознания” прослеживающие “привыкание к независимости”: “еще лет пять… придут к власти более “спокойные люди”, страна станет “правильным” элементом европейской политической жизни” (все таже хатотерапия? – Л.А.). Это Сергей Филатов и Александр Щипков, в серии очерков описывающие “Урал оккультный… Урал православный”… “Религию и власть” в Башкортостане…

Наконец – обширный раздел “Нация и мир”: Имант Аузинь, Дмитрий Затонский, Марис Чаклайс, Михаил Юхма… - попытки осознать национальную жизнь в новых условиях. Реальность меняющаяся на глазах, тяготеет к жанру диалога: стараниями Ирины Дорониной, Елены Сеславиной, Натальи Игруновой в круг собеседников “ДН” входят Думитру Балан, Чабуа Амирэджби, Луи Дж. Лайел. Прибавим сюда “Заметки” Иманта Аузиня, “Армению без России” Георгия Кубатьяна, “Крымских татар” В.Полякова, “Уроки датского” Ст.Рассадина, “Каталунию музыку” Валентины Чемберджи - вот культурно-исторические горизонты журнала в год, когда “проклятья” смутному времени начинают сменяться попытками в этом времени – жить.

Владимир Корнилов:
Нет времени лучше и хуже!..
С надеждой отчаянья стужа
Срослась – и поди разведи!..
Мы в небе, и мы в преисподней,
Мы в рабстве, но стали свободней,
И что там у нас впереди?

Что касается поэзии, то из приведенных цитат читатель сам может уловить лейтмотив (или то, что я предлагаю ему уловить как лейтмотив): “Незачем себя дурить…Пора за жизнь благодарить”. Поэзия взлетает над пеплом. Она не хочет знать ярлыков, этикеток, вывесок и клейм:

Жить, не зная своего названья,
Жить и ничего не называть,
Разумея смысл существованья
Только в радости существовать.

Семен Липкин. В его музыке - аккорды, которым отвечает Инна Кабыш. Молодая душа, осознавшая себя в нынешней смуте, откликается на боль патриарха. Диалог – на ту же тему, что задел и Корнилов: где рай? Где ад? Где бесы?

Семен Липкин:
…Теперь никакую беду
И счастье нигде я не встречу,
Согласья с собой не найду,
Но больше себе не перечу,
Мне дьявол не страшен теперь,
А ангела я не замечу.

Инна Кабыш:
…был рай.
И стоя в центре рая,
Я знала: ад – он тоже тут:
Ад – пребывать в Эдеме, зная,
Что за тобою не придут.

Навеяно - детсадовскими воспоминаниями, но тема звучит шире: волнение девочки, ждущей, придут или не придут за ней родители, заставляет задуматься о том, когда и как “придет” за человеком то, что можно назвать высшей силой, или как-нибудь иначе – существенно не имя. Существенно, как почувствовал Липкин, - жизнеощущение.

Или, как обобщил в своем обращении к читателям в первом номере “ДН” на пороге 1996 года главный редактор журнала Александр Эбаноидзе:

“Прошедший, 1995-й год оказался трудным для журнала. Впрочем, для кого он был легким, особенно в нашем литературном цехе?..”

Тираж в июле сожмется с 15 тысяч до 11, но отожмется осенью до 11 тысяч 200, а к зиме – до 11 тысяч 250 экземпляров. Главный редактор этого еще не знает. Но верит: перезимуем:

“И - довольно о трудностях, о стоимости бумаги, типографских работ, почтовых услуг и пр.! Жаловаться на них так же нелепо, как сетовать на… крещенские морозы. К ним надо притерпеться, по возможности утеплиться – и ждать весны…”

Это напечатано в январе 1996-го.

В ноябре – стихи Ольги Кучкиной:
…зазубрины расколотых скорлуп,
фольги серебряной трескучие разрывы,
еловый запах пухлых детских губ,
мы живы, ну поплачь, душа, мы живы.

1997. “Погаси мой вселенский огонь”

- Мы живы! – констатирует главный редактор “Дружбы народов” Александр Эбаноидзе, обращаясь к читателям в первом номере. – Похоже, что мы вместе со всей страной возвращаемся в семью цивилизованных народов и обживаемся в демократии. Как-никак, из шести финалистов только что закончившегося Букеровского цикла трое – наши, и победитель – тоже наш.

Но не британская премия более всего волнует сердце главного редактора, а то, что “постепенно приносят плоды наши усилия по восстановлению творческих связей журнала с писателями стран Содружества и Балтии”.

Брезжит нормальная литературная жизнь. Портфель полон. Тираж, заботами Сороса закрепившийся около 6 тысяч, держится. Периодичность выхода номеров восстановлена. “В маленьких редакционных комнатах все оживленнее…”

А на страницах?

Василь Быков, Мустай Карим, Анатолий Ким, пусть с небольшими рассказами, - напоминают о временах многонационального древа. Рядом – сенсационные фигуры времен перестроечных: Анатолий Азольский с двумя повестями, пусть не увенчанными Букеровскими лаврами, но принадлежащими автору, который все-таки лавров достоин; Сергей Чилингарян с “Повестью о собаке”, пятнадцать лет ждавшей публикации; Михаил Веллер с повестью “Самовар”: “Что вы…будете делать? А я почем знаю. Крутитесь сами…”

А вот сенсация, долетевшая из Балтии: Эмиль Тоде, романист, появившийся в Эстонии и завоевавший всеевропейское признание уже в постсоваетскую эпоху. В первой фразе романа - вопрос: “Ведь вы француз?” В последней – ответ: “Я всегда желал только, чтобы мир стал больше, чтобы стало больше свободы, слиянья границ в одном большом мире…” Роман называется “Пограничье”.

Желание собрать мир заново, переступив рассекшие его новые границы, в принципе совпадает с позицией журнала, вопрос только в том, насколько мир готов к этому. И еще – насколько эту тенденцию выявляют ключевые публикации.

Ключевая публикация - роман “Сталин”: имя стоит в качестве авторского; название романе – “Учитель”; литературная мистификация предпринята живущим за границей эмигрантским философом и писателем Нодаром Джином. Журналу выигрышно выпустить на литературную арену самого молодого – в недавнем прошлом – доктора философии в СССР, ныне соразмеряющего свои литературные амбиции с именами Гарсиа Маркеса и Башевиса-Зингера. И все-таки представить Сталина учеником Христа и приверженцем “идеальной идеи”, которую “испоганила жизнь”, журналу рискованно, о чем редакция предусмотрительно заявляет в беседе с автором вслед за публикацией: а вдруг читатели воспримут роман как “написанный едва ли не в защиту Сталина?”

Вскоре выясняется, что страхи необоснованны: народ на провокацию не клюет. Может, инстинкт читательский срабатывает: пепел еще слишком стучит в сердце, чтобы строить на этой фигуре философские модели в подражание “Легенде о Великом Инквизиторе”. А может, люди вообще устали от Сталина во всех вариантах.

Не вписывается вождь в картину оживающей реальности.

Ключевая публикация – обширный мемуарный текст Анатолия Рыбакова, названный “Роман-воспоминание”. Исповедь писателя, литературно замыкающая “Детей Арбата”. Роман, оказавшийся завещанием. Сказать, что он мог бы консолидировать силы, растрясшие страну в 90-е годы? Нет, скорее он растравляет язвы памяти. Не буду ссылаться на взаимоотношения Рыбакова с радикалами национал-патриотического лагеря; сошлюсь на острейший эпизод с Иосифом Бродским: никаким примирением здесь не пахнет; зло изживается тяжкой работой духа, и без всякой гарантии.

Встык рыбаковскому “Роману-воспоминанию” - еще две важные публикации того же жанра: “Портреты и пейзажи” Натальи Семпер (Соколовой) и “Частные воспоминания о ХХ веке” (это рубрика), предъявившие читателю мемуары знаменитого режиссера Адольфа Шапиро, изгнанного из Риги в ходе латышского национального возрождения. В этой драме особенно интересны конкретные исполнители. Когда будете слушать музыку Раймонда Паулса, вспомните, как он закрывал театр Адольфа Шапиро.

Главная публикация 1997 года – “Чернобыльская молитва” Светланы Алексиевич. Подзаголовок – “Хроника будущего”. Перекличка с Соколовой, записки которой предназначены “для возможного читателя ХХIII века”. Потому что произошедшее в ХХ веке все еще невозможно вынести.

Светлана Алексиевич – в своем жанре: перед нами записанные ею исповеди расплатившихся за Чернобыль смертников. Эпизоды апокалипсиса. Сполохи Вселенского огня. Конец света в репортажах.

Дежурный оператор за несколько минут до взрыва что-то почувствовал, нажал кнопку аварийного отключения реактора. Кнопка не сработала. Оператора схоронили. Старик-отец плачет на его могиле. Люди обходят его стороной: "Твой сын взорвал". Ученые осмысляют "технологическую версию светопреставления". Бабки крестятся и надевают чистое. Смирение перед самоуничтожением - от ужаса человека при мысли о себе самом. Если винить некого, это действительно край. Конец. Полное очищение человека от всего, чем он мог бы прикрыться от правды о себе.

- Ты, Светочка, не записывай то, что я тебе рассказываю, и людям не передавай. Это людям нельзя передавать. А я тебе это рассказываю - просто чтобы мы с тобой вместе поплакали. И чтобы, уходя, ты оглянулась на мою хату не один раз, а два...

Один раз оглянулась на свой горящий город жена Лота. И окаменела. Второй раз Светлана Алексиевич оставляет нам.

Разум человеческий пытается совладать с этой реальностью. Публицисты ищут объяснений, предлагают выходы. Василий Липицкий, продолжая дискуссию о “Советской Орде”, начатую в 1996 году Г.Лисичкиным, живописует аллергию регионов на московский диктат и уповает на Сибирь. Денис Драгунский в работе “Красное вино геополитики” осмысляет “цивилизационное одиночество, в котором оказалась Россия”, вынужденная выбирать между американизмом и исламом. Григорий Померанц в “Диалоге пророческих монологов” предрекает Западу конец “спокойной жизни” и укрепляет дух мыслью о религиях откровения, чей опыт попирается Западом, - шанс России в том, чтобы “видеть то, что есть” и учиться на чужом опыте, пока свой не накрыл. Юрий Каграманов в работе “Европа и мировой Юг” вдумывается в “меридиональное” напряжение, перед которым отступает традиционное противостояние Запада и Востока; России в этой новой ситуации предстоит “заново определить” свое место. Сергей Королев в работе “Поглощение пространства” пробует на прочность геополитические утопии: трансафриканскую магистраль, демаркацию Молотова-Риббентропа, Статую Свободы, Великую Китайскую и Берлинскую стены – и констатирует, что “мир рушится”; России лучше больше не играть в “поглощение пространств”, ибо “возвратить” – еще не значит “овладеть”.

А рядом Василий Голованов виртуально возвращает читателям остров Колгуев, Борис Василевский – Чукотку, а Нонна Юченко – бабу Глашу и Кузякинские страшилки.

Особо важно – восстановление связей с Украиной. В двух номерах – “Диалог культур”: стенограмма русско-украинского Круглого стола, состоявшегося в московском интеллектуальном клубе Свободное слово”. Пришедшие из Украины острые отклики на эту публикацию подтверждают, сколь ухабисты пути единения.

Самый яркий, самый горький из очерковых маршрутов журнала в 1997 году – “Путешествие учительницы на Кавказ” Эльвиры Горюхиной: Абхазия, Карабах, Чечня.

Остается отметить еще несколько принципиально важных публикаций, характерных для желания “собрать мир заново”. Это “Вехи судьбы” – анкета А.Николаева, в которой с нестандартной стороны высвечены судьбы таких писателей, как Юрий Давыдов, Николай Климонтович, Юрий Буртин, Михаил Гаспаров, Юрий Поляков, Семен Липкин – академики и классики на одной скамье с возмутителями спокойствия. Это рубрика “Литсобытие-96”, объединившая мнения таких экспертов, как Игорь Клех, Владимир Корнилов, Олег Павлов, Станислав Рассадин, Андрей Сергеев… Это – фрагменты из книги Владимира Познера “Прощание с иллюзиями”: автор родился во Франции, вырос в Америке, перебравшись в Россию, стал популярным телеведущим… Резонанс публикации таков, что Познер начинает отвечать через журнал. По ходу ответов рождается его персональная рубрика “Мысли вслух”, отличающаяся живостью общения с читателем. Познер спрашивает сограждан: “Разве так ведут себя свободные люди?” и отвечает: “Не надо разводить руками… За что боролись, на то и напоролись”.

Поэзия реагирует на попытки новой консолидации со свойственной ей непостижимой проницательностью.

Тимур Кибиров, осеняя себя Пушкиным (Александром Пушкиным, хотя мне всегда казалось, что в Кибирове есть что-то и от другого Пушкина, Василия), следующим образом подхватывает начатую Александром Эбаноидзе песнь единения:

Так люби же то-то, то-то,
избегай, дружок, того-то,
как советовал один
петербургский мещанин,
с кем болтал и кот ученый.
и Чадаев просвещенный,
даже Палкин Николай.
Ты с ним тоже поболтай.

Новелла Матвеева присовокупляет:
В сердцах студеных и в умах горячих
Сегодня вся История, поди,
Слагается из нежностей телячьих.
Дабы ни зги не видеть впереди!
Чтоб положить конец сему процессу,
Пора воздвигнуть памятник Дантесу!

Расул Гамзатов откликается:
Тебя, Россия, на планете,
Нет удивительней страны,
Умеешь видеть в разном цвете
Ты даже собственные сны…

Владимир Корнилов напоминает о тоталитарных временах:
Всякий раз опять, сначала, сызнова,
Под подслушек заунывный свист
Утверждали наше разномыслие,
Что надежней было всех единств…

Семен Липкин поднимает глаза к небу:
День в потемках не заблудится,
Приближается метА,
Все, о чем мечтали, сбудется,
Но разумна ли мечта?
Не окажется ль блаженнее
Жизнь в размахе, на износ,
В неприкаянном кружении
Жалких пиршеств, тайных слез?

Завершает дискуссию Вениамин Блаженный:
Вот я, Господи, - там я и тут,
Где издохли собака и конь…
Пожалей же мою простоту,
Погаси мой вселенский огонь.

1998. “Куда река спешит меж берегов?”

Портфель журнала полон: под напором материала перекашивается традиционная система прозаических жанров.

Романы отступают. Их всего три. Предсмертный роман Фридриха Дюренматта “Ущелье Ввертормашки” (перевод Е.Кацевой), “Однокрылый рояль” Елены Скульской и “Полевые исследования украинского секса” Оксаны Забужко. Не вдаваясь в сравнительные достоинства текстов (лучшим редакции показался “украинский секс”, и его приберегли для третьего номера), отмечу нечто общее, ощутимое уже по заглавиям: это общее – “интеллектуальная игра”, “выверт” зрения, пропускающего все через призму странности. Реальность как таковая не вызывает энтузиазма. Все решает обаяние стилизации.

Повести российских авторов, большей частью молодых, - мечены тою же тенденцией. Анатолий Кудрявицкий предлагает нам “Калейдоскоп историй, услышанных под клиптомерией”. Владислав Егоров предлагает “Записки судебного репортера”, который произведен на свет явно не без участия известного гоголевского пасичника. Алла Боссарт – “Записки Зайцева”, перемигивающиеся с “Повестями Белкина”. Вячеслав Пьецух – “Город Глупов в последние десять лет”. Александр Хургин – “Комета Лоренца”. Везде – имитация игры на интеллектуальное “понижение”. Когда автор говорит: “Предлагаемое вам литпроизведение можно не читать вовсе”, - не верьте. Когда говорит: “Вот и вся история – смысла в ней немного, так, баловство одно”, - не верьте. Когжа говорит: “Оправдательные документы? Нету” – не верьте: сам текст – сплошной оправдательный документ авторской манеры.

В такой же игровой стилистике - повесть “Коржик, или Интимная жизнь без начальства” Евгения Некрасова. Похоже, что в нашей литературе утвердился Некрасов-четвертый (после Николая, Виктора и Всеволода).

Характерно дробление жизненного массива на фрагменты. Антиалкогольный эпос Анатолия Приставкина “Синдром пьяного сердца” - сериал из “встреч на винной дороге”. Мемуары Владимира Огнева – “Блики памяти” – фрагменты из книги “Амнистия таланту”. В контексте дробящегося мира объяснимы и неопубликованные главы из повести Марка Алданова “Бред” (повесть, кажется, не состоялась), и “Обломки “Черных камней”, добавленные к известному лагерному роману Анатолия Жигулина, и новеллы из цикла “Возвращение на родину” Юрия Петкевича, и новеллы из книги “Тучки небесные” Юлиу Эдлиса (названного почему-то Эйдлисом).

Ярчайшая публикация года вся составлена из фрагментов: это дневники и рабочие тетради Юрия Трифонова, прокомментированные вдовой писателя Ольгой Трифоновой.

На фоне сквозной “интеллектуальной игры” трифоновские записи подкупают истовой серьезностью и текстов, и вообще отношения к жизни. Проза такого тона почти исчезает со страниц журнала. Назову все-таки: “Случай из практики” Веры Чайковской, “На круги Хазра” Афанасия Мамедова, “В садах старости” Юрия Кувалдина…

А есть еще: Агаси Айвазян, Лейла Берошвили, Ромуалдас Гранаускас… но они приберегаются для третьего номера.

Теперь пройдемся по очеркам и публицистическим работам. По маршруту “Челноков” Александра Коркотадзе (Украина – Румыния – Болгария – Турция). По Якутии – вместе с Сергеем Филатовым и Александром Щипковым. По “маргинальным” обводам России – вместе с Михаилом Рожанским. По таджикским трассам (хочется добавить: под трассирующими пулями) вместе с Борисом Руденко. По эстонским рыбообильным водам – вместе с Юри Тууликом. По арабским пескам – вместе с Лоуренсом Аравийским (фантастика: “классические, выдержавшие десятки изданий в Англии и переведенные на множество языков “Семь столпов мудрости” на русском языке не издавались… – до 1998 года – теперь их печатает “Дружба народов”).

Не менее важны маршруты мысли по культурно-историческим палестинам. В “Темные страницы Книги Велесовой” ведет нас С.Шишов. “Путешествие в Шамбалу” мы совершаем с Юргой Иванаускайте. В “Историю поединков” нас увлекает Владислав Петров, автор исследования “Русская дуэль”. Разумеется, состязание двух лагерников Льва Гумилева и Сергея Снегова в чтении стихов многое говорит об особенностях оставленной нами в прошлом реальности, как и предположение, что “насильственно привнесенное в славянские земли” христианство задавило “естественно сложившиеся таинства языческих культов”, но как пустить эти культы в дело сегодня, не всегда ясно. Сегодня дела решаются в идеологических “дуэлях” иного масштаба. “Татарстанское евразийство”, - озаглавливают свою работу Людмила Воронцова и Сергей Филатов и поясняют, какие берега сходятся в перспективе: “евроислам плюс европравославие”.

А есть еще: Абдижамил Нурпеисов с “Мыслями, навеянными деяниями великих предков”, Анар с “Горечью полыни”, Томас Венцлова с “Опытом исторического оптимиста”… но и это приберегается для третьего номера.

По разделу “Нация и мир” хочется отметить новые очерки Эльвиры Горюхиной (Чечня, Грузия), продолжение русско-украинского диалога (А.Толпыго, В.Малахов, А.Боргардт, С.Осыка), беседы с видными политиками (Рамазан Абдулатипов, Петру Лучинский).

Есть еще Леннарт Мери… но он в третьем номере.

По отделу критики выделяется дискуссия о Димитрии Быкове по статье Алексея Дидурова “Рыцарь страха и упрека” и обсужденные так же после публикации “Годовые кольца” Натальи Ивановой: составленная ею хроника литературных событий 90-х годов немало помогла мне при составлении настоящей хроники – пусть даже и в том смысле, что сняла неуверенность. Ибо было с чем спорить.

Ты меня наставила толково,
Чтоб не опасался неудач…

Впрочем, это о другом. Это Владимир Корнилов благодарит вольную русскую поэзию.

Николай Беляев:
Обняться пора нам, ибо
Мы дети одних колен.
Ты по-арабски ибн,
Я по-еврейски - бен.

Владимир Ильицкий:
Азиопа? Евразия? Гунны? Рим?
У прилива-отлива один ритм.
Мы в загоне одном, лишь в своих углах,
Где – что наш Генеральный,
Что ваш Аллах.

Инна Лиснянская:
Меж разборок и тусовок
Зубы поплотнее стисни
Да бочком пройди,
Да стишок в тетрадку тисни.
Ничего помимо жизни
Нету впереди.

Леонс Бриедис… но его прибережем для третьего номера.

Но что же это за третий номер такой магический, для которого приберегается все самое дорогое?

А это – уникальный шанс, предоставленный журналу “Дружба народов” судьбой в лице Фонда Сороса: возможность сотворить что-то особенное, с примечательной сверхзадачей, с запоминающимся обликом.

В воздухе повеяло словом “грант” и цифрой с нулями.

Мы подумали, подали заявку и… получили “добро”.

Уникальность, особенность, неповторимость замысла была в том, чтобы выпустить номер “Дружбы народов” в традициях дружбы народов. Без кавычек. Как если бы не рухнули стены и не расступились берега. Как если бы не издевались над этим понятием целое десятилетие радикалы-зубоскалы всех возможных разборок и тусовок. Как если бы не был за это десятилетие растрясен мир.

Разумеется, мы не хотели идиллии, да наши старые авторы и не потерпели бы ее. Приглашенные (разысканные) литераторы, большею частью из бывших союзных республик (ныне независимых государств), не стеснялись в эмоциях и выражениях. Иван Дзюба дал понять: трагедия Украины в том, что Господь-Бог воздвиг Карпаты не с той стороны. (Впрочем, Крым он прилепил к берегу как раз там, где надо?). Сергей Морейно переименовал Русь в Тартарию. (Впрочем, после Лисичкина и “Советской Орды” это нас не убило). Денис Драгунский заметил, что Россия не имеет высшего замысла. (Впрочем, кто его имеет? Германия? Америка? Израиль? История делается методом проб и ошибок).

И все-таки это был для нас праздник – выход в марте 1998 года третьего номера “Дружбы народов”, полного ярких имен и яростных голосов. Егор Некляев, Шота Нишнианидзе, Армен Шекоян, Ромуальдас Гранаускас, Эльчин, Инна Кабыш, Леонид Дранько-Майсюк…

Леонс Бриедис:
Немым придешь, взберешься вверх по тропке,
пока в губах не вспыхнут сотни слов,
но никогда ты не промолвишь громко,
куда река спешит меж берегов.

На этом умолкаю и я, завершая Хронику десятилетия, в ходе которого журнал “Дружба народов” из пятидесятилетнего стал шестидесятилетним.

Остается надежда, что еще через десять лет будет кому такую Хронику продолжить. И для кого.